Книга Растопить ледяное сердце - Максин Барри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была так близко. Так невообразимо близко.
– Я подумала, что вы только что предложили мне изнасиловать вас, – неуверенно сказала Лора, думая, что же она здесь делает.
Держит за халат этого мужчину, прижимается к нему, презирая себя за это безумие, и так жаждет его ласк, что готова мурлыкать от удовольствия.
Гидеон хотел что-то сказать, но не находил слов. Он закрыл рот, и сомкнувшиеся крепкие зубы неожиданно громко лязгнули. Глаза Лоры потемнели.
Волна наслаждения прокатилась по телу Гидеона, и он задрожал.
– О, черт, – выдохнула Лора.
И поцеловала его.
Для этого ей пришлось приподняться на цыпочки, а он абсолютно ничем не помог ей! Но она не помнила более восхитительного поцелуя.
Его губы, в первое мгновение расслабившиеся от изумления, вдруг ответили на ее прикосновение.
Он сделал это так неохотно, против своей воли, но с такой страстью, что она почувствовала, как властное, чисто сексуальное желание овладевает ею.
Она еще крепче прижалась к нему, ощущая прикосновение чего-то твердого к ее животу.
Твердого как сталь. Он возбужден. Какой хитрец, думает, что может скрыть это!
Девушка всем телом приникла к нему, чувствуя, как он вздрагивает. Ее груди прижимались к его груди, она обхватила его лицо ладонями и затем положила их на его грудь.
Сейчас ледяное изваяние не было таким холодным!
Она чувствовала, как под ее пальцами бьется его сердце.
Его горячие мужские губы не отрывались от ее губ.
И вдруг что-то произошло. Она уже не была нападающей стороной. Она не сердилась. Ее уже не интересовало, кто выиграет в их игре на превосходство. Как будто сама природа обманула ее. Заманила в объятия этого человека. Лора чувствовала его руки, обнимавшие ее, и, хотя никогда раньше она не испытывала такого, у нее было ощущение чего-то удивительно знакомого. Как будто они делали это раньше. Где-то. Когда-то.
Но она знала, что этого не было.
Ладони Гидеона, касавшиеся ее обнаженной спины, горели. Он чувствовал, как в голове стучала кровь в таком же настойчивом ритме, как и во всем теле. Казалось, Лора растворяется в нем.
Он чувствовал ее вкус на языке. Ее запах в ноздрях. В ушах звучало ее тихое дыхание. Вырвавшийся у нее слабый стон вызвал внутреннюю дрожь.
Неожиданно Гидеон оттолкнул девушку.
Лора, грубо отброшенная в реальность, отшатнулась.
Она была подавлена ощущением потери. Только что девушка была там, где ей всегда хотелось быть, но в мгновение очутилась в другом месте… В комнате, где горел огонь, стояли книги и человек, у которого вместо глаз были кусочки льда. Человек, только что вытолкнувший ее из рая.
– Черт, – тихо сказала Лора. – Зачем вы это сделали?
Гидеон широко раскрыл глаза.
– Я? – воскликнул он фальцетом, на несколько октав выше своего обычного голоса.
Ему хотелось вытереть ладонью рот, чтобы стереть с них вкус ее губ. Но почему-то он не смог пошевелить рукой. Он прислонился к книжным полкам, его большое тело не покидала дрожь.
Лора покачала головой. Она испытывала смущение и, что еще хуже, страх.
Что-то только что навсегда изменило ее жизнь, и она еще не знала, нравится ли ей это.
– Я должна идти, – коротко сказала она и взяла пальто.
Гидеон смотрел, как она уходит, слишком потрясенный, чтобы двинуться с места. Лора подошла к двери, открыла ее и исчезла.
В ту же минуту комната стала холодной и пустой. Даже чужой. И это место, где он прожил более десяти лет!
С выражением растерянности на лице Уэллес смотрел на закрывшуюся дверь.
Выйдя из здания, Лора пошла прямо через лужайку, не подозревая, какой вред наносят ее высокие каблуки идеально ровной, выпестованной веками траве.
Она просто не могла поверить, что на самом деле вела себя как последняя дура. Навязывалась ему. Что он должен о ней думать?
Через арку девушка вышла на парковку. Она почти миновала Уэбстер, когда дверь открылась, выпустив очередного гостя.
Она не знала, что заставило ее это сделать. Лора даже и не думала о кубке. Но вероятно, ее подсознание работало в этом направлении с тех пор, как она впервые увидела пальто, наброшенное на витрину.
Несмотря ни на что, Лора решила посмотреть на это старинное изделие из серебра. В конце концов, это была неотъемлемая часть премии Ван Гилдера по психологии, и, если когда-нибудь в будущем какой-то журналист спросит ее о кубке, она даже не сумеет как следует описать его, что поставит ее в неловкое положение. К тому же (она словно услышала голос отца, так сильно поразила ее эта мысль) просто ужасно не знать самой содержание художественной коллекции Ван Гилдера.
Это была сфера ее тетки, но даже она поймет, что, как новый посол Ван Гилдеров, Лора должна знать о коллекции абсолютно все.
Лора снова направилась к Уэбстеру.
Войдя в холл, она увидела, что он пуст. Ее немного рассердило, что пальто оставалось на прежнем месте.
Множество вешалок у стены пустовало, и Лора, подойдя к витрине, сняла с нее пальто, намереваясь повесить его на вешалку.
Но вместо этого она застыла в шоке.
На полке все еще стояли оксфордские призы за регату и другие трофеи.
Но бросалось в глаза другое.
Круглое отверстие в стекле.
И пустота там, где всего лишь несколько часов назад стоял Огентайнский кубок.
Лора довольно долго в растерянности смотрела на витрину. Мысли лихорадочно проносились в голове.
Внутри у нее все похолодело и оцепенело. Только этого не хватало. Случилось единственное, что она была обязана предотвратить.
Скандал.
Имя Ван Гилдера запятнано.
И что из того, что не ее вина в том, что Огентайнский кубок исчез. Украден!
Она заставила себя произнести это слово: «Украден!»
Это попадет в газеты. Скандала не избежать. Син-Джан вызовет полицию. Будут публикации, плохие публикации, и для ее матери, дядей, тетей, кузенов и кузин не будет иметь никакого значения, что она в этом не виновата.
Ей было доверено позаботиться о том, чтобы такое не случилось!
Это была ее первая миссия, и она провалилась.
Лора начала замечать, что хватает ртом воздух. Она была готова впасть в панику. Нет, нужно взять себя в руки.
Сделать что-то.
Профессорская находилась совсем рядом, но – удивительно – ей и в голову не приходило войти туда. Вероятно, там еще остались гости, в том числе и Син-Джан, который, как хозяин, был обязан оставаться, пока последний бражник не покинет зал.