Книга Естественное убийство. Невиновные - Татьяна Соломатина

– Дай, дай, дай!!! Это моё… Дай-дай-дай!!! – завизжал Жорыч и для усиления эффекта заплакал, пустил слюни и уткнулся лицом в колени Алёны Дмитриевны. Точнее – в чудесные джинсы оттенка «кофе с молоком».

– Ненавижу детей! – прошипела Алёна Дмитриевна, отдирая Жорыча от своих колен. – Ну вот, на джинсах пятна…

– Жорыч! – рявкнул на него Всеволод Алексеевич. – Вон отсюда! Иди-иди, доставай папу Сеню!

– Ни хачу!!! Дядя Сева, дай!!! – завыл Жорыч. – Дай-дай-дай…

– Сейчас дам!

Северный развернул карапуза лицом к выходу и дал ему лёгкий шлепок под зад. Жорыч тут же перестал плакать, а счастливо захохотал и унёсся прочь.

– Надо было сильнее пнуть! – скривилась Алёна Дмитриевна. – Сейчас снова принесётся и будет требовать продолжения игры в пинки, как бешеная заводная собачка.

– Я вижу, любезная Алёна Дмитриевна, мы с вами единомышленники. Я тоже не люблю детей. Но сильно пинать Жорыча я не буду. В конце концов, все маленькие собачки в этом доме послушны моим «Фу!» и покорно лижут руки, вовремя унося мячики в свой уголок. Дарья Семёновна, к вам это не относится! – чуть повысив голос, Всеволод Алексеевич повернул голову к двери в коридор. – Вы, маленькая леди, тут единственный человек разумный!

– Даша за дверью? – шёпотом спросила Северного Алёна Дмитриевна.

– Всенепременно! Даша будет сидеть за дверью до тех самых пор, пока не вырастет и не женится на мне. То есть – я на ней.

– Господи, как они справляются с такой оравой детей? – вздохнула Алёна Дмитриевна. – И вот снова-здорово, только недавно узнала, что они опять за своё – назвали дочь Георгиной. Ну отчего не Хризантемой или Рододендроной? Или хотя бы Катей или Сашей, а? Ну что за нелепое имя – Георгина!

– Да, странные они ребята, наши друзья.

– Я думала, с возрастом пройдёт, а оно вон что… Умные, славные, деньги умеют заработать. Но этот бесконечный бардак и эти имена…

У Семёна Петровича Соколова действительно было к настоящему времени ни много ни мало четверо детей. Старшего, восьмилетнего, звали Дарием. Следующую за Дарием – ныне семилетнюю девицу – назвали Дарьей. Ещё через четыре года родился Георгий, коему с лёгкой руки и острого языка Алёны Дмитриевны было дано прозвище Жорыч. И вот совсем недавно, три месяца назад, Олеся Александровна как-то между делами забежала в роддом и вышла оттуда с чудесной девочкой. И её назвали Георгиной.

– Хорошо хоть не Шваброй Засараевной! – ворчал тогда Северный. – Я надеялся, что вы на Дарии уже за всех про всех оторвались. Несчастный мальчик! Нет, им захотелось, чтобы потомство было не только в равных гендерных пропорциях, но чтобы и симметрия детского страдания была сохранена! Страшные люди. Безжалостные и жестокие! Что будет с юнцами в школе? Что за дикость, назвать мальчонку Дарием? Чем вам не угодили Пети, Васи, Коли и Серёжи тоже? Максимы, Леониды, Игори и Олеги? Хотели попретенциознее? Будьте любезны – Эдуард, Всеволод, Ярослав, Давид, чёрт возьми! Откуда вылез этот Дарий?!

Откуда на самом деле вылез этот Дарий, было понятно – Леська рожала легко и незамысловато, как и положено рожать здоровым женщинам на этой планете. А вот откуда в её голове возникло подобное имя – до сих пор оставалось загадкой. Она ещё тогда, поделившись с Северным задуманной для наследника кличкой, мямлила в ответ на его возражения что-то о гороскопах, нумерологии и прочей околоэзотерической ерунде.

– Это прогестерон! Прогестерон бьёт по крыше! Никакой мистики – обычное для беременных прогестероновое слабоумие! Ты родишь – и тебя попустит. Только сразу не беги в ЗАГС регистрировать. Расслабься, отдохни, подумай…

Но безумие прогестероновое сменилось безумием пролактиновым. И Леська назвала сына Дарием. Северный взывал и к молодому другу, убеждая его не портить ребёнку жизнь, раз уж всё равно родили, попортив какой-нибудь сущности карму. Витал бы себе в этом… В этой… Как её… Вселенской биомассе, короче. Катился бы себе счастливой лепёшкой, прилипшей к колесу Сансары… Так нет! Родили. И ещё теперь хотят всю жизнь испортить.

– Как ты его коротко будешь называть? Даша?

Назвали. Ничто не переубедило. Хотя и Семён Петрович и Олеся Александровна были вполне успешными людьми, занимавшимися весьма непростым бизнесом – медицинским оборудованием и имевшими в анамнезе высшее медицинское образование.

Родившуюся меньше чем через год девочку назвали Дашей.

– Дарий и Дарья?! Они вам что, цирковые обезьянки?! – орал на счастливое семейство Всеволод Алексеевич. – Ну, вы кретины! Вы – дремучие непроходимые тупицы! Вы что, так устаёте на работе, что кроме как на делать детей и давать им просто нелепые в своей симметричности наименования сил уже ни на что не остаётся? Нашли себе игрушки. Я не люблю детей, но когда я вижу, что люди над детьми издеваются, – это не помещается у меня в голове!

Когда Леся была беременна в третий раз, Северный не говорил уже ничего. Он был шокирован самим фактом того, что его друзья вот так вот, посреди – тогда ещё – кредитов и построения бизнеса уже собственного, взяли да и замесили третьего ребёнка.

– Ты их просто нумеруй! – сказал он своему молодому другу. – Хрен ли там!

– Я б нумеровал. Но называть можно как угодно, при условии, что в имени не будет цифр. Я в ЗАГСе проконсультировался.

– Ты что, серьёзно размышлял над вариантами типа Дарий Второй или просто: Третий Ребёнок?!

– А что?..

Всеволод Алексеевич сильно удивился, узнав, что Сеня и Леся назвали своего очередного ребёнка просто и незамысловато – Георгием. Он вздохнул и перекрестился. Решил, что его друзья, обзаведясь собственным жильём, машинами и сделав уже вполне приличные успехи в жизни деловой, немного поумнели.

И вот, произведя совсем недавно на свет ребёнка под номером четыре – девочку, – эти шалопаи назвали её Георгиной.

– Дарий и Дарья, Георгий и Георгина! – мрачно хохотал господин Северный. – «В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова….

– Какие миленькие дети, – сказал Чичиков, посмотрев на них….

– Фемистоклюс! – сказал Манилов, обратившись к старшему, который старался освободить свой подбородок, завязанный лакеем в салфетку.

Чичиков поднял несколько бровь, услышав такое отчасти греческое имя, которому, неизвестно почему, Манилов дал окончание на «юс», но постарался тот же час привесть лицо в обыкновенное положение… Фемистоклюс укусил за ухо Алкида, и Алкид, зажмурив глаза и открыв рот, готов был зарыдать самым жалким образом…» Ты идиот, Соколов! Фемистоклюс и Алкид. Дарий и Георгина. У-у-у… Как я зол! Твой старший сын и младшая дочь не кролики, а люди! Какого чёрта ты дал им какие-то безумные клички?!

Впрочем, детей Семёна Петровича Всеволод Алексеевич видел достаточно редко, хотя молодого друга частенько подкалывал не только на предмет даденных отпрыскам имён, но и по поводу того, что и современный, реальный Соколов, вслед за давным-давно выдуманным Маниловым, уже с самых младых соплей прочит своим детям большое будущее. На все Сенины: «Слушай, Дарий такой умный, что весь пиздец. Точно тебе говорю! Вот показываю ему сегодня там одну хуйню, прикольную такую штуку типа ему в Париже купил, электронную… А у него глазёнки забегали – всё, сука, понимает! Отправлю его учиться в Англию! Или в МГИМО!» Сева отвечал: «О, вы ещё не знаете его… У него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазёнки и забегают… Я его прочу по дипломатической части…» И у Семёна Петровича хватало ума весело рассмеяться, ни капли не обидевшись. Маниловым Соколов не был – интерьер не в счёт, из громадья безумных идей он умел выдернуть здравую и сосредоточиться на её реализации. Детей своих он любил, так что «безумие» этой семейной пары было не таким уж и фатальным – подумаешь, Дарий и Георгина! Вот, для равновесия есть ещё и Дарья с Георгием.