Книга Призраки подземелий - Денис Юрин

Нагрудник моррон надевать не хотел, хоть был уверен, что причудливо изогнутая стальная пластина на ремешках смогла бы выдержать сильный удар копья или когтистой звериной лапы. К чему надевать доспех, защищающий лишь небольшую часть тела? Если бы их впереди ожидали сражения с людьми иль вампирами, то смысл бы был. Разумные существа частенько метят в сердце противников; дикие же твари не столь избирательны и бьют туда, куда проще достать, а те из них, кто поумней, либо сразу стараются сорвать голову с плеч, либо пытаются вначале обездвижить человека, оторвав или откусив ему конечности. Одним словом, стальная накладка была совершенно бесполезна, с таким же успехом ее можно было бы надеть, к примеру, на левую пятку и уповать, что неразборчивый зверь ударит именно туда.

Сидя на траве, Аламез медленно оглаживал свою кирку, как будто приручая дикого зверя и привыкая сам к слишком гладкой и тонкой рукояти. Одновременно с этим занятием моррон флегматично наблюдал за поспешными сборами разведчиков. Видимо, до них всё же дошло, что они изрядно нашумели и что в любой миг из чащи могли появиться шеварийские солдаты. Дарк не знал, восстановился ли слух бедолаг, или они по-прежнему туговаты на ухо, но движения парочки были быстры и отточены. На сборы изрядно похудевших, но всё еще тяжелых мешков ушло не более пары минут, а облачение в упрощенное подобие доспехов не отняло более трех. Со стороны его спутники выглядели весьма презабавно, как будто перепившие повар с кухаркой решили позабавиться и обклеили себя чашками да блюдцами, однако моррону было вовсе не до смеха. Дарка посетило весьма неприятное предчувствие; предчувствие того, что большую часть подземного пути ему придется проделать одному, а до этого похоронить компаньонов, предварительно собрав их изгрызенные, обглоданные останки.

* * *

Дурные предчувствия и прочие страхи с позором отступают или вовсе трусливо бегут, когда наступает пора действовать. Причина тому очень проста – мозг человека прекращает упражнять себя прогнозами потенциальных угроз и полностью переключается на обработку текущей информации, то есть того, что видят глаза, слышат уши и чует нос. Разум моррона в этом плане мало чем отличается от человеческого, разве что в его распоряжении находится куда больше образов из памяти, и он может сопоставить большее число запахов, картинок и звуков с тем, что когда-то уже воспринимал при помощи органов чувств.

Небольшой отряд герканцев только вошел в заброшенную шахту, а моррон уже точно знал, что в ближайшие полчаса им не встретятся живые существа, если, конечно, не считать таковыми дождевых червей и прочих мелких жучков, копошащихся там, где стены шахтерских стволов были не каменными, а земляными.

Обоняние ощущало лишь затхлость, а слух не различал ничего, кроме тихих шагов спутников, шороха мешков, ерзающих по их плечам, да мерного капанья грунтовых вод, просачивающихся внутрь шахты сквозь покрытый трещинами потолок. Моррону оставалось полагаться лишь на зрение, и именно оно подсказывало, что все, кто когда-то ходил или ползал по этим тоннелям, или давно ушли восвояси, или были мертвы.

Дарк еще никогда так хорошо не видел во время путешествия под землей, и за это он должен был благодарить герканскую разведку, снабжавшую своих агентов чудесным раствором, ярко светящимся в абсолютной темноте и позволяющим хорошо видеть все предметы вокруг в непривычном глазу светло-зеленом цвете.

С факелами было бы намного хуже. Мало того, что пламя, трепещущее на обмотанной тряпками палке, постоянно мерцало и чадило, отчего сильно слезились и болели глаза, так оно еще и выхватывало из темноты лишь крошечный пятачок пространства. Человек, несущий факел, не видел далее двух, в лучшем случае пяти шагов, но зато сам был отлично виден тому, кто скрывался во тьме и, возможно, даже с оружием в руках. Кроме того, у факелов имелся еще целый ряд существенных недостатков. Сквозняк мог задуть пламя, а духота – затушить или заставить его едва трепыхаться, практически не светить. Открытым огнем можно было обжечься или, того хуже, подпалить волосы при неудачном повороте головы. Факел был недолговечен, он служил, самое большее, час, а затем превращался в бесполезную, обгоревшую с одного конца палку.

С магическим же раствором, аккуратно нанесенным Ринвой тонким слоем на небольшие палочки, идти во тьме было намного проще, лучше и безопасней. Зеленый свет, исходивший от необычных факелов, которые путники держали в руках, хорошо освещал пространство вокруг, но вовсе не слепил, даже если приблизить источник света к глазам. Дарк не только отчетливо видел спины идущих впереди спутников, но и мог различить, как по сильно обветшавшим, прогнившим, но всё ещё удерживающим свод деревянным опорам ползали мелкие букашки. В скопившейся в шахте воде, местами доходившей до щиколоток, плавала какая-то мелкая живность, но пока это были все обитатели заброшенного подземелья.

Если рассказ разведчицы был правдив и на работавших здесь каторжников действительно когда-то напали неизвестные подземные твари, то они уже давно покинули это место. Хищники обитают лишь там, где водится пища. Им нечего делать в пустых тоннелях среди жучков, червей да таракашек. А сейчас в шахте не было даже крыс, Аламез непременно заметил бы следы их присутствия. Хотя, впрочем, пока еще рано было судить, насколько можно доверять проводнице, ведь до сих пор они шли по основному тоннелю, к тому же даже не ведущему вниз. Здесь не было ничего, что бы напоминало о былой трагедии: ни изгрызенных человеческих костей, ни проржавевших и сгнивших остатков поспешно брошенных вещей.

Примерно с четверть часа моррон мучился сомнениями, но с расспросами к Ринве не лез, терпеливо следуя за ней и Крамбергом. И вот коридор закончился, причем довольно необычно: не тупиком, а просторным помещением, которое было совершенно пустым, если не считать возвышавшейся возле дальней стены огромной проржавевшей конструкции, состоявшей из множества балок, шарниров, шестеренок и рычагов. Поскольку рядом с изъеденной влагой железной махиной чернела огромная яма шагов пять в длину и семь в ширину, моррон пришел к единственно возможному заключению, что когда-то это был грузовой подъемник, при помощи которого рабочие поднимали наверх золотоносную руду и груды ценных самоцветов.

Сама платформа отсутствовала, но Аламез был уверен, что, покидая шахту, люди оставили её наверху. Обрывки размахрившихся и прогнивших толстых тросов, свисавшие с балки под потолком, служили лучшим тому доказательством. Через год, а может, и два после того, как люди оставили прииск, пострадавшие от сырости веревки не выдержали внушительного веса платформы и оборвались. Теперь же на дне пугающей чернотой и приносящей наверх холод ямы догнивали её жалкие обломки.

К тому же сам механизм подъемника был основательно поврежден. Дарк не был ни строителем, ни горняком, но зато отлично знал основные принципы работы армейских катапульт и крепостных мостов и поэтому сразу заметил отсутствие в нагромождении ржавых деталей нескольких важных шестеренок, тросов и ремней. Перед уходом рабочие частично разобрали механизм, сняв с него самые легкие детали.

– Мы на верхнем ярусе шахты. Это подъемник, при помощи которого… – остановившись и повернувшись к Аламезу, начала объяснять Ринва, но по выражению его лица тут же поняла, что это лишнее. – А вон там… – девушка указала рукой направо, туда, где в стене виднелся широкий проем, – начинается спуск на нижние ярусы.