Книга Охота на ламию - Инесса Иванова

— Амелия, я хочу сказать, что была не права, когда сомневалась в серьёзности причины отлучки Есении. Прости меня, — выдохнула я, смотря девушке в глаза.

— Многие сомневались. И лучше бы вы оказались правы, а я — нет, — спокойно ответила та, не выказывая горя. Здесь не принято рыдать, показывать на людях слабость, важнее прочих достоинств, даже девственности, умение держать себя в обществе и находить слова там, где, казалось бы, должен слышаться только сдавленный плач.

Поговорив ещё немного, я уже собиралась идти дальше, как неожиданно для всех спросила подругу Есении:

— Ты видела её после того?

Продолжать было не надо, все всё поняли. И то-то даже посмотрел с осуждением.

— Да.

Голос Амелии дрогнул, но взгляд был таким же твёрдым, хотя длинные паучьи пальцы, до этого беспрестанно сжимавшие и разжимавшие платок, на миг замерли.

— Но эта уже не она! В глазах какая-то безразличность, и эта улыбка… Просто мороз по коже!

Я кивнула. Большего мне и не требовалось. Лишение Дара, не иначе. Всё, как когда-то обмолвился второй проректор. Откуда от знал?

Я раздумывала об этом, направившись к воротам. Магия Благословений, которую придётся прогулять, всегда казалась мне глупым предметом, не способным тягаться по силе даже с самым средним Проклятием, выпущенным из уст второкурсника. Другое дело, что за Проклятие придётся ответить, а след от него почти невозможно стереть, так что обнаружить того, кто проклял, проще пареной репы.

— И куда это вы все шастаете?! Вона что творится, а всё ходют, будто мёдом намазано! — вздохнул привратник, усатый немолодой мужчина из полукровок. Ими становились дети волшебных существ, чьи матери или отцы не обладали никаким видом Магии, кроме бытовой. Потомки первых попаданок, которых насиловали на алтарях Древние во время Мистерий.

— Дорминт, я за сладостями, — улыбнулась я привратнику. Не сказать, что мы были добрыми знакомыми, но так как я никогда не была высокомерна, то и он выделял меня среди прочих волшебных существ. — Туда и обратно.

— Аккуратно там и ни с кем не балабольте. Опасное нынче время! А то ли ещё будет!

Я кивнула и пообещала, скрестив пальцы левой руки. Всегда делала так в детстве, когда собиралась соврать. Мне надо было поговорить с Хадрианом, это в прямом смысле был вопрос жизни и смерти.

***

Дракон

Я был в числе тех, кто первым встречал дознавателя из столицы. Наведя справки о его персоне, я был немного разочарован. Понятно, что никого путного на это дело не пришлют, потому как раскрыть его с помпой не получится.

Всё останется в стенах Кломмхольма и не выйдет за его ворота, но в Тайной полиции есть и гораздо более способные люди, чем любитель выслуживаться перед начальством Ламберт Дазромак.

Волкодлак из побочной ветви не самого громкого дома. Но это, на мой взгляд, играет в его пользу. Да что скрывать, я и сам такой! Однако драконье чутьё никогда меня не подводило: Волк, присланный расследовать Лишение Дара, был существом скользким, угодливым и невероятно хитрым.

— А вы тот самый Дракон! — всплеснув короткими руками, обратился он ко мне.

Келисия снова собрала нашу честную компанию у себя в кабинете, чтобы представить официальное лицо. Вернее, дать ему ознакомиться с нами лично.

— Тот самый, — ответил я. Если этот щеголевато-одетый Волк с выбитым левым клыком ожидал, что я оскорблюсь подобной реакцией, то был разочарован. Но виду не подал.

— С вами мы ещё отдельно побеседуем, гранд Гумонд, — он подмигнул мне голубым глазом, после чего, похихикивая и потирая руки, затянутые в перчатки бежевого цвета, отправился знакомиться с Нардиком Стенсеном.

— А сколько в вас Древней крови? — спросил дознаватель второго проректора «в лоб». — Я всегда честен со всеми подозреваемыми.

— Ах, да, я же сразу попал в их число! — холодно заметил Стенсен, изогнув губы в презрительной улыбке. — Хорошо, что позволяете сидеть в своём присутствии.

— Помилуйте, я не тиран. И не член Совета, чтобы все отдавали не честь, — развёл руками дознаватель и переключил внимание на соседа Стенсена.

— А в вас, гранд Сеймур? Хотя, конечно, кровь Магов смывает любые пятна с биографии.

Оба проректора заметно напряглись. Первые дознаватели, присланные несколько месяцев назад, покрутились в Кломмхольме с неделю и, заявив, что в деле явно прослеживается след Древних, укатили обратно, прижимая надушенные платки к выбеленным носам.

— Не больше восьмой части, — обезоруживающе улыбнулся Сеймур, продолжая играть роль всеобщего любимца и беззаботного дамского угодника. — Это написано в моей метрике.

— Мы очень ждали вас, гранд Дазромак, — мягко произнесла Келисия, подойдя ближе к Волкодлаку.

Сейчас в облике ректора ничто не напоминало о той хищной гарпии, с которой я имел честь познакомиться при первой личной встрече. Келисия улыбалась, потупив взор, как первокурсница на Приветственном балу, и кружила вокруг дознавателя, заходя то слева, то справа, не давая возможности жертве поймать её взглядом.

— Это случаи просто вопиющие для Кломммхольма. Такого раньше не бывало.

— Верно, — отозвалась Персилия, скромно сидящая на стуле, положив руки на колени. Каждый в этой комнате играл роль, и партия безвредной старушки, которую держат на должности декана из жалости и уважения к прежним заслугам, досталась Персилии. — Сколько живу, а такого безобразия не припомню. А живу я долго, гранд Дазромак, скольких руководителей Кломмхольма перевидала, всех и не упомнить. Вот и самой довелось, так сказать, стать во главе.

Келисия заметно напряглась. Полагаю, ей очень хотелось ответить Персилии чем-то колким, в духе «что ж не удержались?!», но выходить за рамки реплик обольстительницы, желающей сохранить кресло ректора, не хотелось. Уверен, Келисии было плевать на ламий: одной меньше, да даже если и тремя-четырьмя придётся пожертвовать, не страшно, вон их сколько.

Тридцать в каждом выпуске, и большинство так и не находят себе места в светском обществе, а, значит, пополняют ряды жриц Кибелы, полузабытой богини подземных гротов!

— А вы что скажете, гранда Тулия? — воспользовавшись паузой, Дазромак подошёл к целительнице-саламандре, скромно стоявшей у книжного шкафа.

— Я всё для вас записала в Журнале лекарских дел. Каждую мелочь, касаемо состояния обнаруженных ламий. Гранд Гумонд может рассказать про них гораздо больше меня.

Голос саламандры лился сладким киселём, она никуда не торопилась, будто ей не было дела до погибших, травницей двигал только научный интерес. Таким же тоном она могла говорить о сожжённых заклятием лягушках. Впрочем, и злобы в её тоне тоже не было. Воистину, это тот случай, когда равнодушие звучит гораздо неприятнее, чем самая лютая злоба.

— Простите, гранд Дазромак, думаю, вы должны это знать, — внезапно прошелестел голос второго проректора.