Книга После долгих дней - Светлана Еремеева

Александр всеми силами пытался не вспоминать последнюю встречу с Адрианой, но, помимо его воли, образ девушки постоянно всплывал перед ним: то в окне вагона метро, то в оживленной толпе парижан и приезжих, то на скамейке безлюдного парка. Адриана смотрела на него с укором. Она разочаровалась в нем. Это его решение снять квартиру, не посоветовавшись с ней, разочаровало девушку. Неужели Александр действительно думал, что она должна быть ему за это благодарна до скончания века? Неужели он думал о ней, как о какой-то наседке, которая угнездилась бы в одночасье в Латинском квартале? До командировки в Косово Александр казался Адриане современным молодым человеком, для которого пропаганда, доводы родителей и друзей – пустой звук, он имел свое мнение, свой взгляд на вещи, но все это оказалось пустой иллюзией. Александр был как все, человеком, поглощающим информацию из телевизионных новостей и газет, выходящих многомиллионным тиражом. Он вызывал в девушке отныне чувство брезгливости, тошнота подступала к горлу при виде его растерянного лица. Александр понимал, что все кончено. И суть проблемы заключалась не в съемной квартире, не в неожиданном предложении пожениться, не в разногласиях Адрианы с отцом Александра, а в том, что он верил в виновность Милошевича, именно в этом было все дело.

Александр пытался не думать об Адриане и всеми фибрами души стремился вернуться обратно в мухафазу Багдада. Он пытался сконцентрироваться на одном вопросе: почему рукопись была обнаружена в центре Ирака, близ Таки-Кисры, а не в Северном Ираке, близ Сулеймании, или в районе Суз в Иране, где были найдены предыдущие образцы? По его расчетам, тот, кто создал летопись, должен был поселиться после потопа где-то недалеко от Сулеймании, а затем по каким-то неведомым причинам добраться до города Сузы на территорию современного Ирана. Именно в районе Сулеймании этот кто-то должен был трудиться над рукописью. Но кто знает? Возможно, позднее она была перевезена в район Багдада, возможно, в этом месте располагались архив или библиотека. Трудно сказать. Никаких других табличек под Таки-Кисрой обнаружено не было, а разрешения проводить раскопки вблизи Суз сотрудники кафедры не имели.

Александр был полон надежд на то, что он обязательно добьется, пусть через год или два, разрешения иранской администрации Хузестна и Суз на проведение раскопок, сейчас же он должен был сосредоточиться на работе в мухафазе Багдада. Он уже сейчас, основываясь на первоначальном переводе таблиц, понимал, что лагерь следующей экспедиции будет расположен недалеко от Багдада, на левом берегу Тигра, километрах в десяти от Ктесифона и Таки-Кисры. Именно там когда-то давно, в третьем тысячелетии до нашей эры, существовал небольшой город Меде, потом поглощенный разбушевавшейся стихией. И автор летописи был непосредственным свидетелем событий. У Александра в руках была лишь часть летописи, но благодаря ей картина, лишь наметившаяся когда-то давно, в шестидесятые, когда ученым стали доступны таблички, найденные Пиошем, превращалась теперь в более широкое и доступное для понимания полотно.

13

На пятый день строительства корабля в Шуруппаке Хосед и его невеста Шуб-ад отправились в горы, расположенные далеко от Меде в северо-восточном направлении. Девушка собирала целебные травы для храмовой больницы, в которой осталась помощницей после своего выздоровления. В больнице травы размачивали или разваривали в жидкостях, смешивали с водой, пивом, уксусом, медом или твердым жиром. Лекарства, которые использовались в Шумере и Аккаде, приготовлялись главным образом из трав и некоторых продуктов животного происхождения – жиров, крови, молока, кости и небольшого количества минеральных веществ. Использовались также корни, стебли, плоды растений как в свежем, так и сухом, растертом виде. Во время приготовления лекарств, настоек лекари читали заклинания, приглашали для изготовления средств от некоторых болезней детей или девственниц. Шуб-ад старалась тайком запоминать все, что делали целители, так как в сам процесс врачевания и приготовления лекарств ее не посвящали.

Хосед часто сопровождал девушку в походах в пустыню, предгорье или горы Загроса, вооружившись острым копьем на случай нападения льва или другого дикого животного. От отца Хосед слышал, что в ближайшие дни в Меде могло произойти нечто страшное, поэтому ни на шаг не отходил от невесты. Бог Энлиль гневался на Шуруппак и Меде, а значит, сами силы природы должны были обрушиться на людей под личиной жаждущих крови зверей, лесного пожара, землетрясения или урагана. Хосед знал, что гнев Энлиля страшен, и если уж суждено чему-то случиться, то он до последней минуты останется с Шуб-ад и попытается спасти ей жизнь. За отца Хосед не волновался, так как старый энси был окружен отрядом верных солдат, которые непременно защитили бы жреца в случае опасности.

В последние недели отец, как и обещал, посвятил Хоседа в детали жреческого культа, рассказал ему историю Шумера, а также аннунаков и дильмунцев, посвятил в детали возникновения смертных. Кроме того, отец обучал сына премудростям какого-то странного языка, в котором не было знакомых человеку букв, слов, предложений. Язык этот состоял из звуков, щебета, свиста, пения гласных, щелканья языком. Каждый звук обозначал слово или понятие. Отец так и не объяснил Хоседу, какому языку он его обучает. И Хосед понимал, что делает Энмешарр это в строжайшей тайне. Отец чего-то опасался, все время прерывал разговор, прислушивался, оглядывался по сторонам, высовывался в узкие оконные проемы, говорил либо шепотом, либо очень тихо. Что происходило с отцом во время этих занятий, откуда взялся этот очевидный, всепоглощающий страх, оставалось для Хоседа тайной.

Шли Хосед и его невеста почти целый день. Ячменные, виноградные и пшеничные поля нижних террас предгорий Загроса остались позади, голоса пастухов, стерегущих овец и коз, стихли, долгая, покрытая трещинами, изъеденная солнцем пустыня вела к лысоватым горам. Под ногами поскрипывала красноватая сухая глина. Повсюду приподнимались небольшие песчаные холмы. В этой местности росли редкие фисташковые деревья, ивы, тополя; все утопало в зарослях тамариска.

Молодые люди, пройдя невысокое предгорье, поднимались все выше, туда, где заканчивался привычный для Загроса пустынный ландшафт; они ушли в редколесье в поисках трав, которые использовались в приготовлении мазей, заживляющих раны.

Хосед опасался животных, так как в горном лесу могли встретиться дикий баран, леопард, а хуже всего – хитрый и ловкий лев. Копье было наготове, но в глубине души Хосед содрогался при мысли о нападении животного; в школе не раз отрабатывался удар в случае столкновения с крупным хищником, но на практике юноше еще ни разу не приходилось его применять. Чуть заметная звериная тропа вела на вершину одной из гор, составляющих цепь отрогов Загроса, лес становился гуще, деревья – выше, буреломы преграждали путь, но Хосед помогал Шуб-ад преодолевать препятствия. Известная им поляна, где росли зверобой, тимьян, горечавка, арника, мелисса и другие травы, необходимые для приготовления мазей и эфирных масел, была совсем близко, по дороге Шуб-ад собирала также ароматическую смолу – мирру и ладан, если встречались бурзеровые деревья или кустарники. Юноша и девушка шли молча, прислушиваясь к взмаху крыльев пролетающей совы, к топоту пробегающей газели или горного козла, к шороху зайца, убегающего наутек при виде незваных гостей. Неожиданно Хосед почувствовал резкую боль в ноге, ему показалось, что он укололся чем-то острым, боль была такой нестерпимой, что юноша опустился на землю, видя как стволы деревьев, кусты, силуэт Шубад расплываются перед ним словно во сне, все потемнело вокруг, и Хосед потерял сознание.