Книга Последнее дело Лаврентия Берии - Сигизмунд Миронин

Хрущев придумал план создания агрогородов и написал об этом в главной газете страны «Правда». В своей статье он размышлял над созданием поселений городского типа в сельской местности, призывая стереть культурные и архитектурные различия между городом и деревней. Узнав об этом, Сталин рассердился. Он вызвал Хрущева и отчитал его: «Что ви, товарыш Хрущев, носитесь с мифическими агрогородами. В тяжелое послевоенное время часть страны еще лежит в руинах после нашествия немецко-фашистских захватчиков, люди на Украине еще живут в землянках. Вы их сначала оттуда вытащите, а потом будете размышлять о стирании архитектурных различий между городом и деревней. Чаянов забегал вперед со своими совхозами, а ви, товарыш Хрущев, с агрогородами». Берия хорошо запомнил, как Сталин издевался над хрущевской идеей агрогородов. В следующем выпуске газеты появилась реплика о том, что статья Хрущева опубликована в качестве дискуссионной темы, что это личное мнение Хрущева, а не планы партии и правительства Советского Союза. На XIX съезде Маленков в отчетном докладе признал хрущевскую инициативу благоустройства на селе преждевременной.

Хрущев любил выпить. Любимыми напитками Хрущева были водка и коньяк. Но, как утверждали информаторы Берии, никогда не напивался. Даже если пил очень много. Мог позволить себе рюмку за обедом и за ужином, но лишнего никогда не выпивал. На многих торжественных обедах он хвастался, что может употребить очень много спиртного, но с этого ему ничего не будет. Все дело было в рюмках. Хрущев часто хвастался своими рюмками. Одну из них его отцу подарила жена американского посла Джейн Томсон, которая была у них на даче. Она говорила, что рюмка еще пригодится ему на частых приемах. На все встречи и обеды, в том числе важные, ему приходилось возить свои особенные рюмки. С виду они выглядели как обычно, но на самом деле в них была загадка. У этих рюмок было толстое дно и стекло, которые уменьшали объем жидкости внутри. Если в обычной 70 мл, то в «хитрую» помещалось 30 мл. Никто не мог его подловить на этом, так как рюмка была сделана из хрусталя, и резные узоры скрывали ее толстые края. Их перевозила в специальной аптечке охрана Хрущева. Получалось, что все пили одинаково, но российский политик был трезвее всех.

Сталин не терпел никаких скабрезностей. Поэтому при нем Хрущев вел себя тихо. Берия и Молотов не любили такой фамильярности и жестко реагировали. Маленков, Микоян и Хрущев терпели, думая, что Булганин — фаворит Сталина, не зря же Сталин назначил его своим первым заместителем. Судя по его стремительному взлету, это было очень вероятно. Только один Булганин любил скабрезные шутки Хрущева. «Что касается Никиты, — поймал себя на мысли Берия, — то он всегда слыл пошляком». «Послушай, какой хороший анекдот я услышал, — подскакивал к собеседнику Хрущев и продолжал, похохатывая: — Лозунг телефонистов: “За связь без брака!” Ха, ха, ха, Правда смешно? А вот еще лозунг для советских токарей: “Кончил — оботри станок”. — И он снова захохотал, тряся своим выступающим брюхом. — Лозунг шахтеров: “Всех коммунистов под землю!” А вот еще — лозунг металлургов: “Наша сила — в плавках!”» Обычно Хрущев, рассказывая анекдот, брал собеседника за пуговицу, чтобы тот, не дай бог, не убежал, и, сверкая маслянистыми глазами, рассказывал свою историю, оживленно жестикулируя. Однако Хрущев при всей своей несдержанности никогда не позволял себе говорить об официальных лицах матом. «Прежде чем учить иностранные языки, мне бы русским как следует овладеть», — говаривал он.

Берия звал Хрущева Никитой. С Хрущевым Берия не знался. С ним было трудно говорить, да и не о чем. Никита сразу сбивался на монолог и, когда Берия пытался ему возражать, страшно обижался. Жена Хрущева, Нина Петровна Кухарчук (она была уже третьей женой Никиты), не блистала ни интеллигентностью, ни умом. Хрущев мог часами обедать, потчевать гостя и вести аппетитные беседы о еде и способах ее приготовления. В этих разговорах его охотно поддерживала Нина Петровна, которая всегда очень сердилась, когда у них в гостях кто-то плохо ел. Обедать же в компании Никиты было еще бо льшим испытанием. Берия вспомнил, как однажды в тарелку борща, который сварила Нина, попала муха. Никита вытащил ее двумя пальцами правой руки и как ни в чем не бывало продолжал трапезу. Лаврентия Павловича, воспитанного на традициях грузинского застолья, тогда чуть не вырвало.

В свое время, еще до войны, читая дело Хрущева, Берия отметил интересный факт. Нина Петровна поступила на учебу не куда-нибудь, а в Люблинскую гимназию (Польша). А в гимназии, как известно, крестьянки никогда не учились. Затем она перешла в Холмское женское училище, где готовили будущих преподавателей учебных заведений. Там она выучила не только русский и польский языки, но и французский. Позже Нина Петровна выучила и английский. Говорила на всех этих языках она свободно. В отличие от Никиты Сергеевича, который даже по-русски писал неграмотно: в своей фамилии, как ни удивительно, допускал ошибки — в одном случае в конце писал букву «ё», а в другом — букву «о». Кроме того, НКВД выяснил, что реальным отцом Хрущева был вовсе не Сергей Никифорович, который вообще-то дома долго не задерживался: пропадал целыми месяцами, а то и годами на сторонних заработках, а местный помещик Александр Гасынский. Мотив мести у Хрущева был — гибель сына-летчика во время войны, которого отказался спасать Сталин. «Так, — решил Берия — оставляем Никиту в списке подозреваемых».

1 марта, 15 часов 18 минут. Самолет в Казань

Думая, кто же слил американцам информацию о литиевой бомбе, Берия незаметно для себя погрузился в воспоминания о том, как идея этой бомбы появилась. Не зря он тренировался с ходу запоминать, а потом быстро находить в своей памяти нужную информацию. Перед его мысленным взором вставала картина маслом. События выплывали перед ним, как будто кто-то прокручивал на экране цветной фильм. В 1945 году И.В. Курчатов получил информацию об исследованиях, ведущихся в США над термоядерной проблемой. Но американцы пошли тупиковым путем, используя дейтерий и тритий. Сначала советские ученые двинулись в том же направлении.

В 1948 году А. Сахаров и Ю. Харитон предложили создать сверхмощную бомбу из перемежающихся слоев обычного урана и тяжелой воды. Конструкцию назвали «слойкой». Сахаров хотел использовать в «слойке» тяжелую воду Д2О или жидкий тяжелый этан С2Д6. Проект был доведен в 1949 году (еще до испытания первой советской ядерной бомбы). Одновременно началась разработка другой конструкции под названием «труба» (РДС-6т), в которой плутониевая бомба погружалась в жидкий дейтерий. Весной 1950 года физики-ядерщики А. Сахаров и И. Тамм переехали на «объект» в КБ-11, где начали интенсивную работу над созданием водородной бомбы. 1 ноября 1952 года США провели испытание термоядерного устройства, а 6 января 1953 года президент Трумэн объявил о создании в США водородной бомбы. Устройство общей массой 62 тонны включало в себя криогенную (охлаждаемую до температуры ниже температуры жидкого азота) емкость со смесью жидких дейтерия и трития и обычный ядерный заряд, расположенный сверху. По центру криогенной емкости проходил плутониевый стержень, являвшийся «свечой зажигания» для термоядерной реакции. Оба компонента заряда были помещены в общую оболочку из урана массой 4,5 тонны, заполненную полиэтиленовой пеной, игравшей роль проводника для рентгеновского и гамма-излучения от первичного заряда к вторичному. Это было огромное лабораторное сооружение величиной с двухэтажный дом с жидким дейтерием и тротиловым эквивалентом порядка 10 миллионов тонн. Его было трудно транспортировать, то есть это не было бомбой.