Книга Изгнанная из рая - Даниэла Стил

— Да, сэр, — улыбнулась Габриэла. Профессор Томасбыл похож на сурового и нравного, но любящего деда, которого у нее никогда небыло. За все свои двадцать три года Габриэла даже ни разу не задумалась о том,для чего нужны бабушки и дедушки, какой, например, могла быть ее жизнь, растиона в большой семье с кучей родственников разных возрастов. Ее представления осемейных отношениях ограничивались очень узким кругом: отец и мать. Да и врядли их отношения можно было назвать семейными. Появление в ее жизни такогочеловека, как старый профессор, было настоящим чудом, и Габриэла былаблагодарна судьбе за этот неожиданный дар.

Профессор приходил в кафе Баума каждый день, но Габриэласлишком часто была занята, и по большей части им удавалось лишь перекинутьсядвумя-тремя словами. Зато по понедельникам, когда у Габриэлы был выходной,профессор сам приглашал ее в какой-нибудь недорогой ресторан, и они подолгубеседовали друг с другом. Говорил в основном профессор: он рассказывал Габриэлео своей молодости, о том, как жил в Вашингтоне и преподавал в Гарварде, и дажео своем детстве, пришедшемся на последнее десятилетие прошлого века. Онпрекрасно помнил то далекое время, но никогда не вздыхал о безвозвратно ушедшихгодах, как делали это многие другие старики. Напротив, настоящее интересовалоего гораздо больше. Профессор был полностью в курсе всего, что происходиловокруг, и иногда просто поражал Габриэлу своими острыми и глубокими суждениями.

Но в основном их разговоры были о литературе и о работеписателя. В конце концов Габриэла написала для профессора коротенький рассказ,и он понял, что способности у нее незаурядные.

— Конечно, здесь есть еще над чем поработать, —сказал профессор. — Например, я отметил два или три места, к которым, смоей точки зрения, стоило бы отнестись повнимательнее — их можно изменить так,что сюжет сразу станет значительно более динамичным. Но в целом сделанонеплохо, очень неплохо. У тебя настоящий талант, Габриэла, поздравляю!

Смущенная его похвалой, она пыталась возражать, но профессорне дал ей договорить. Помахав у нее перед носом своим «знаменитым» пальцем,который всегда был для его студентов признаком надвигающейся грозы, профессорсказал:

— Меня, юная леди, пригласили в Гарвард не для того,чтобы свиней выращивать! Если я говорю, что у тебя — талант, значит, так оно иесть. Конечно, в рассказе есть некоторые шероховатости, но если ты будешьупорно работать над собой, они исчезнут. Главное, ты умеешь выбирать правильныйтон и верно строишь сюжет… Мастерство писателя в том и заключается, чтобыставить нужные слова именно на то место, где они прозвучат убедительнее всего.И у тебя это получается, Габриэла. Неужели ты сама этого не чувствуешь? Или тыпросто боишься писать? Ничего не выйдет. Ты обречена на это. У тебя свойсовершенно особенный голос, и молчать ты уже не сможешь. Ты должна бытьсильной, Габриэла!

Услышав эти слова, Габриэла невесело улыбнулась.

— Люди часто говорили мне, что я не должна бояться, чтоя — сильная и могу справиться с чем угодно, — сказала она, решившись открытьстарому профессору один из множества своих секретов. — Они говорили мнеэто и уходили. И я никогда больше их не встречала.

Профессор Томас кивнул, ожидая, что Габриэла скажетчто-нибудь еще, но она молчала, и он решился сказать ей то, о чем она сама,возможно, уже догадывалась.

— Ты действительно сильная девочка, Габриэла. Уж ты мнеповерь. А те, кто оставлял тебя, просто трусы! Слабые всегда стараютсяприлепиться к кому-то посильнее, потому что рядом с ними им не нужно быть нисмелыми, ни мужественными. И часто бывает так: делая тебе больно, людииспользуют твою силу как предлог, который якобы совершенно их извиняет. «Тысильная, — говорят они, — ты сможешь с этим справиться, сумеешьпреодолеть и это, и многое, многое другое, а со слабых какой спрос?» В этоммире, Габи, чем ты сильнее, тем больше с тебя спрашивается, и это — оченьнелегкое бремя… — Он немного помолчал и добавил:

— Ты сильная, Габи. И однажды ты встретишь такого жесильного и мужественного человека, как ты сама. Ты этого заслуживаешь.

— Мне кажется, я уже встретила такого человека, —сказала Габриэла и, улыбнувшись профессору, ласково прикоснулась кончикамипальцев к его нервной, худой кисти.

— Тебе просто повезло, что мне уже восемьдесят, а нетридцать и не сорок, — рассмеялся в ответ профессор. — А если бы ябыл твоим ровесником, то и совсем беда. Непременно принялся бы учить тебяжизни; теперь же ты учишь жизни меня или, по крайней мере, напоминаешь мне отом, какой она должна быть.

Эти встречи в маленьких ресторанах Вест-Сайда и Ист-Вилледж,куда они иногда ездили на подземке, повторялись каждый понедельник. Габриэлаполюбила их и с нетерпением ожидала своего выходного, чтобы отправитьсякуда-нибудь с профессором. Единственное, против чего она решительно восставала,это против того, чтобы он сам оплачивал все счета. Его пенсия вряд ли быладостаточно большой, чтобы он мог позволить себе подобное расточительство. Нопрофессор Томас не только не слушал ее возражений, но даже, помня, как миссисРозенштейн сказала, что Габриэле следует побольше есть, заставлял ее заказывать(и съедать!) как можно больше всего. Изредка он делал ей шутливые выговорызато, что она не встречается с молодыми людьми, однако его словам недоставалоубедительности. Конечно, профессору нравилось проводить время с Габриэлой, и вглубине души он был рад тому, что у его юной собеседницы нет никакихпоклонников.

— Тебе следует играть с детьми своего возраста, —ворчал он иногда, но Габриэла только смеялась в ответ.

— Их игры — слишком грубы и жестоки, — возражалаона. — К тому же я все равно не знаю правил. Разговаривать с вами мнегораздо интереснее и приятнее.

— Тогда докажи мне это, — немедленно говорил втаких случаях профессор. — Напиши что-нибудь.

Он постоянно подталкивал и подбадривал ее, и ко Днюблагодарения[3] у Габриэлы было уже две тетрадки короткихрассказов и стихов. Некоторые из них нравились даже самой Габриэле, хотя она неосмелилась признаться в этом профессору. Он же, читая их, хмыкал и говорил, чтоблагодаря ее усидчивости и трудолюбию ее стиль на глазах становится все лучше илучше. Несколько раз профессор заговаривал о том, что Габриэла должна отправитьсвои рассказы в какой-нибудь журнал или литературный альманах, но этипредложения все еще пугали ее. Она по-прежнему верила в себя и в свои силыгораздо меньше, чем он.

— Я еще не готова, — возражала она, прижимая своитетрадки к груди с таким видом, словно боялась, что профессор может силойотнять их у нее и отправить в один из нью-йоркских журналов.

— Ты говоришь как какой-нибудь Пикассо! —рассердился в конце концов профессор. — Что значит «готова — не готова»?Были ли готовы Стейнбек, Хемингуэй, Диккенс, Шекспир, Джейн Остин? Они простоработали, делали свое дело и в конце концов добились успеха. Последнее дело —писать в стол, мечтая когда-нибудь создать один-единственный шедевр, которыйпоразит мир. Писатель, который публикует свои произведения, ведет разговор считателем — совсем как мы с тобой сейчас. Кстати, дорогая, ты собираешьсясъездить к родителям на День благодарения? — как всегда, неожиданнозакончил он, в очередной раз застав Габриэлу врасплох.