Книга Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - Макс Ронге

За спиной этого агитатора, без сомнения, стояло министерство внутренних дел Сербии, что позднее полностью подтвердилось, когда в городе Ниш были найдены расписки Сетон-Уотсона, а также еще одного британского журналиста и историка Генри Уикхема Стида, тоже занимавшегося подобной деятельностью.

Настроения в Сербии становились все более угрожающими. Прошедшая в 1911 году сессия скупщины[67] продемонстрировала явную общую ориентацию страны на Россию. Причем этот настрой поддержала даже прогрессивная партия[68], которая ранее склонялась к австро-венгерской монархии. В таких условиях надлежало держать ухо востро. Однако наш очень хороший источник информации консул в Нише из-за того, что посылал донесения разведывательному пункту в Темешваре, навлек на себя неудовольствие посла в Белграде, и австрийское министерство иностранных дел немедленно запретило ему делать что-либо подобное. К счастью, консул и начальник штаба крепости в Темешваре были хорошими друзьями, и информация продолжала поступать в виде «частной корреспонденции».

В конце февраля 1912 года наше министерство иностранных дел вообще настояло на ограничении разведывательной деятельности в отношении Сербии и соблюдении чрезвычайной осмотрительности. А ведь именно тогда, точнее 29 февраля, произошло заключение болгарско-сербского договора, явившегося первым шагом к Балканскому союзу[69], направленному как против Турции, так и против Австро-Венгрии.

Это был явный успех России, прояснивший цели ее военных приготовлений. Не случайно весной 1912 года Галиция оказалась буквально наводнена русскими шпионами. Между тем балканские дипломаты сумели так искусно замаскировать свои переговоры, что в начале июня наш военный атташе в Софии подполковник Лакса, получив известие о готовящейся конференции, заявил, что политическое или военное сближение Болгарии и Сербии совершенно исключено. А ведь именно на ней между этими странами был заключен таможенный союз, принято единообразное законодательство и подписан торговый договор. Между прочим, уже 19 июня сербы и болгары вели переговоры о выработке общего оперативного плана войны против Турции.

Начальник нашего Генерального штаба, охваченный предчувствиями, что готовится что-то весьма нехорошее, 23 июля распорядился восстановить работу по усиленной разведке в отношении Сербии и обратился в министерство иностранных дел с просьбой о содействии австро-венгерских дипломатических представителей в России в проведении военной разведки, находившейся тогда далеко не на должном уровне из-за длительного пренебрежительного отношения к этому вопросу. Однако в ответе, полученном только 27 августа 1912 года, министерство иностранных дел заявило, что разведывательная деятельность в России навлечет на себя сильное неудовольствие местных властей, и поэтому оно считает привлечение консульских официальных лиц к осуществлению усиленной разведки в интересах военного ведомства слишком рискованным!

Но начальник Генерального штаба на этом не успокоился и в октябре все же добился проведения специального совещания по этому вопросу. Тем не менее достигнутые там договоренности начали претворяться в жизнь лишь в самом конце года, а реальная поддержка до самого начала мировой войны по сути дела равнялась нулю.

Между тем то из Сербии, то из Черногории стали поступать донесения о проводившихся там военных приготовлениях, а в середине августа 1912 года основное наше внимание было направлено на восстание в Албании. Посылавшиеся туда для отслеживания развития событий агенты и офицеры сообщали о явном снижении морального уровня турецких войск, зараженных политическими веяниями.

О том, как обстояли дела в их офицерском корпусе, описывал позже начальник Генерального штаба Болгарии генерал-майор Фичев, прямо признавая, что болгары имели в каждом штабе турецких корпусов агентов с месячным содержанием от ста до двухсот франков, а планы последних военных маневров под руководством Гольц-паши были ими приобретены за 20 000 франков. На их основании Фичев и пришел к выводу, что главный удар следует наносить не через Адрианополь[70], а через крепость Киркилиссе.

Не успела обстановка в Албании немного успокоиться, как македонские головорезы в Кочани[71] позаботились о том, чтобы Балканы продолжало лихорадить. По этому поводу Болгария пришла в неслыханное возбуждение. При этом начальник болгарского Генерального штаба принялся убеждать нашего военного атташе в Софии подполковника Лаксу в том, что никаких военных мер предпринято не будет, а союз Болгарии с Сербией, о котором начали трубить в газетах, на деле не существует, так как король якобы не одобряет желательный России Балканский союз, как бы сербский посланник Спалайкович[72] этого ни добивался. На основании такого заявления 23 августа Лакса и сообщил, что о военной опасности не может быть и речи. А ведь именно в тот день, как сообщил Мите Стажич, генерал Савов[73] провел совещание, на котором обсуждались изменения оперативного плана против Турции!

Начиная с марта 1912 года «Эвиденцбюро» настаивало на назначении военного атташе в Цетинье[74], где военные мероприятия, в отличие от других балканских государств, скрыть было гораздо легче. В результате в августе, можно сказать в последний час, гауптмана Хубку все же отправили в Черногорию, и уже 18 сентября он телеграфировал, что две бригады и вся артиллерия мобилизованы. Подобные сообщения одно за другим поступали также из главных разведывательных пунктов. Их информация дала основание прийти к уверенности в том, что дело шло о подготовке войны против Турции, но не против Австро-Венгрии.