Книга Дети Третьего рейха - Татьяна Фрейденссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну вот, видите, какие у меня замечательные дети, – сияет Элизабет, – хотя, честно сказать, в детстве они доставляли проблемы. Но я придумала свой личный метод воспитания – «метод Элизабет Геринг», надо бы запатентовать!
– Рискнешь поделиться? – спрашиваю.
Элизабет улыбается и подмигивает сыновьям:
– Так и быть, дарю! Я долго объясняла детям: видите, как я надрываюсь для того, чтобы обеспечить вас всем необходимым? А вы, значит, ленитесь учиться?! (Было такое дело.) Ну хорошо! С завтрашнего дня я не куплю вам даже леденца – вы должны сами на него заработать. И заработок ваш будет пропорционален баллам вашей готовой аттестации. Если вы получаете 19 или 20 баллов в итоговый зачет, то каждый получает по сотне долларов!.. Дикие деньги в то время. Но я была уверена, что набрать 20 баллов, то есть дать максимальный результат, – задача невыполнимая. Но, представьте себе, Майкл оказался упорным. И получил 18 баллов. В общем, мне пришлось дать ему 50 долларов. А потом мы придумали систему ежемесячной отчётности. В конце месяца, в день, когда я получала зарплату, мои дети приходили ко мне со своими аттестатами, и мы втроем садились и высчитывали, кто сколько денег получит.
Еще я приучала их к церкви. Поскольку мы католики, как и большинство жителей Южной Америки, то часто ходили в церковь. И, конечно, мои сыновья больше развлекались, чем слушали скучные проповеди священника. Как-то после проповеди я достала в церкви гитару. И сказала детям: «Поем для Бога, стараемся не фальшивить, а то ему не понравится!»
Обычно мы шли в церковь к семи утра, совмещая приятное с полезным, – выгуливали собаку. Так вот, однажды утром две старушки стали нашей первой аудиторией. На следующей неделе, в воскресенье, в церкви к семи утра было уже в два раза больше старушек – четыре. И с каждым воскресным утром число старушек росло в геометрической прогрессии, а мои сыновья постепенно привыкли петь на публике – нас с ними как раз стали приглашать выступать и по особым поводам. Например на Рождество.
На диване царит оживление: все трое о чем-то дискутируют.
– Сколько тебе лет? – вдруг спрашивает Майкл.
– Двадцать семь.
И снова бурное испанское трехголосие.
– А с чего такой вопрос? – интересуюсь у Майкла.
– Просто любопытно. Мне кажется, ты смотришь на нас с Ренцо как на детей. А сама-то еще маленькая.
– Уж постарше вас буду.
– Постарше нас? Редко встретишь даму, которая гордится тем, что может помериться с тобой возрастом. – Майкл смеется, обнажая белые зубы. Ренцо, как ребенок, с полуоткрытым ртом внимательно ждет, когда кто-нибудь переведет ему, почему все так веселятся.
– Мне тридцать четыре. Ренцо тоже исполнилось тридцать четыре. – Вдруг говорит Майкл, отсмеявшись. И у меня отвисает челюсть – прямо как у перуанца Альваро в его обычном состоянии. Выходит, что малыш Ренцо – вовсе не малыш?
Семья с интересом смотрит, как меняется выражение моего лица: судя по всему, оно выдает недоумение. Ренцо краснеет, Майкл снова заливисто смеется, хлопая себя по ногам, Элизабет, мать семейства, снисходительно улыбается и по-совиному вращает головой, поглядывая то на меня, то на сыновей, то на Сергея с недоумевающими перуанцами.
– Ладно, – говорю, когда хохот Майкла стихает и все немного успокаиваются, – у меня есть еще один вопрос. Я знаю, что в Америке живет женщина по имени Беттина Геринг. Она – ваша родственница. И много лет назад приняла решение не иметь детей, чтобы не «рожать монстров», то есть не продолжать род Германа Геринга…
Вижу, как Ренцо, заметив перемену в мимике матери и брата, локтем толкает Майкла, требуя перевести вопрос, и тот переводит брату мои слова. Элизабет напряженно слушает.
– Как вам такая позиция?
Элизабет закусывает губу, Ренцо шепотом начинает что-то говорить Майклу, тот явно возражает в ответ, к диалогу присоединяется мать, и разговор переходит в шумное крещендо на испанском, резюме которого мне через минуту озвучивает сама Элизабет:
– Мы не считаем, что это… нормально. Но Беттина, о которой я, кстати, читала в какой-то американской газете, такая не одна. Моя кузина Эдда, единственная дочь Германа Геринга, тоже не родила детей. И даже замуж не вышла. Правда, не стерилизовалась и не делала свое решение достоянием общественности.
– Так вы… лично знаете Эдду? – Я удивлена. Хотя, с другой стороны, что тут странного: они всё-таки близкие родственники.
– Знаю, – кивает Элизабет, – я встречалась с ней два года назад. Правда, первый и единственный раз в жизни. Эдда – очень закрытый человек. После того как умерла ее мать, моя тетя Эмми, кузина очень одинока. Со мной она поддерживала связь (открытки, звонки раз в год, чтобы поздравить с днем рождения) все эти годы по единственной причине, что она и я – мы обе настоящие Геринг. Когда я говорю «настоящие», я имею в виду те, кто вправе носить эту фамилию. Потому что все остальные родственники – не Геринги. Ведь по праву только Альберт и Герман носили эту фамилию. Да, в семье были еще две сестры Ольга и Паула, которые вышли замуж и, как положено, сменили фамилию…
И осталась Эдда, которая не может передать ее по наследству. И я, Элизабет Геринг. Я тоже не могу передать кому-то эту фамилию, потому что я женщина. Так заведено. После нас с Эддой род Герингов оборвется. А мои мальчики, Ренцо и Майкл, носят фамилию своего отца – де ла Кадена.
Что до Беттины, то она – внучка сводного брата Германа и Альберта, этот брат был сыном Генриха Геринга от первой жены… От второго брака, с Франциской Тифенбрунн, у него четверо детей: Герман, Альберт, Паула и Ольга. А из родственников от первого брака я вообще лично никого не знаю.
Теперь по поводу громких заявлений Беттины – желания оборвать род и не иметь детей… Думается мне, что это штука очень личная. Я вот считаю, что несу ответственность только за свои действия. Я не сделала ничего плохого и не обязана взваливать на плечи грехи предыдущих поколений и тащить их на себе крестом. Ну было, как вам кажется, жуткое чудовище у меня в роду – так что, мне теперь не жить? Это нечестно! У меня тоже есть шанс – шанс, который я даю себе сама. И я пользуюсь им, потому что иметь детей – это благословение. Другое дело, что мы должны воспитывать своих детей так, чтобы они не стали монстрами. Но, смею надеяться, мои дети другие. Я даже представить не могу, что в ближайшем будущем кто-то из них станет как Герман Геринг, изберет его путь, пойдет по его стопам. Нет!
С другой стороны, дядя Герман изначально был неплохим человеком: он получил прекрасное воспитание. Что с ним потом случилось – вот в чем вопрос! Как он мог слепо следовать за каким-то непонятным Гитлером?! Загадка. Люди, которые изучали дядин интеллект, проводили в тюрьме тесты на IQ, по результатам их отметили, что он не только образован, но и умен. Короче… я совсем запуталась. Я, честно говоря, не знаю, почему дядя так изменился и стал тем, кем стал, но… Но нет! Я – не он. И дети мои никогда не будут как он. Вот и всё.