Книга Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс - Елена Кутузова

— А сам что же не ешь, князь?

Зареслав посерьезнел и взмахом руки отправил приближенных прочь.

— Не до еды мне нынче. Кусок поперек горла… Да еще ты… Думал, затоскуешь, помирать соберешься, а ты вон как… кушаешь. Даже завидно.

Я отложила ложку. Раз уж здесь куском попрекают, то…

— Неужто обиделась? — вздохнул князь. — Прости, если что не так сказал. Тут… навалилось. Думал, посидим, поговорим… Да сам все и испортил, — он вкинул кулак ко лбу и зажмурился. Того и гляди — застонет от отчаяния.

А актер неплохой! Вон как играет! В то, что князь, глава княжества, будет открыто выражать эмоции, не верилось — все-таки я телевизор смотрю, интернеты читаю, думать тоже умею. И родители об этом постоянно говорят, что хороший правитель

— отличный лицедей.

Ну, посмотрим на этот театр одного актера. Пусть рассказывает, за сколько меня купил, а главное — зачем. В то, что замуж позовут, уже не верилось.

— Вот что, — князь внезапно прекратил спектакль и уселся обратно. — Кормилица говорила, что ты не ела ничего. Давай так: сейчас пообедаем, а после, на свежую голову, все тебе и расскажу.

— Давай, — не стала я упираться.

— Кто там есть? Несите следующее!

Горшок с похлебкой убрали, вместо него на стол водрузили блюдо с запеченными курами. Вокруг, по ободу, лежала картошка, только какая-то странная. Я тут же попробовала и уставилась в тарелку:

— А это что?

— Так репа же! — удивилась подающая еду девушка.

Я молча проследила, как она ставил на стол досочку с нарезанным хлебом — взамен съеденного, как уносятся опустевшие миски из — под пирогов, а на их месте появляются свернутые конвертиком блины с разными начинками и понимала: живой я из-за стола не выйду. Объемся вусмерть — это же надо так вкусно готовить! Нет уж, пока все не попробую — никуда меня отсюда не выгонят!

И все-таки обед закончился. Я с трудом допила пахнущий медом и вишней взвар — так назвала Богдана Желановна этот напиток и поняла, что к серьезному разговору не готова — из-за сытости мозг отключался. Но князь и не подумал отпустить гостью отдыхать.

Так вот оно, коварство правителя! Накормить до отвала, чтобы думать не могла, а тогда уже и вести важные беседы. Разморенная сытостью гостья будет невнимательна и можно… А что, собственно говоря, можно?

— Прогуляемся? Погода отличная.

Двигаться не хотелось, но здравый смысл подсказывал, что моцион поможет прийти в себя и поскорее переварить съеденное. И согласилась.

Только опять все было не так, как думалось: Зареслав вывел меня в крохотный палисадник за высоким частоколом и усадил на скамейку. Сам остался стоять, привалившись спиной к корявому стволу яблони. Прямо над головой князя висело яблоко и я тут же вспомнила закон всемирного тяготения. Не дословно, а ту часть, когда на Ньютона яблоко грохнулось. Даже интересно стало, упадет — не упадет князюшке на головушку?

— Хочешь? — перехватил мой взгляд князь и протянул руку, чтобы сорвать.

Я икнула и замотала головой:

— Мы же поговорить сюда пришли!

— Поговорить, да, — Зареслав как-то сник и уставился в одну точку. На лицо словно тень набежала. А потом, решившись, он выдохнул, как в омут нырнул: — Княжеству моему удача нужна. Во как!

И рубанул ребром ладони по шее.

Я не стала спрашивать, зачем — и так ясно. И при чем тут я — тоже. Только мириться не хотелось:

— Сколько ты заплатил?

— Что? — вскинулся князь. Видимо, других вопросов ожидал. Или истерики. А она уже зарождалась: паникой, дрожью, слезами. Только виду я не показывала.

— Сколько ты за меня Яге заплатил? Хочу знать, сколько стою. Надеюсь, она не продешевила.

Зареслав замер, а потом охнул:

— Да если Яга узнает, что это я… Она меня… А, — махнул рукой, — ни мне не жить, ни роду моему. Превратит княжество в болото, людей — в жаб да лягушек. Так что прости — но отсюда ты ни ногой, не ровен час, заметит лихой глаз, да донесет.

— Не высока цена за воровство-то?

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, это и ребенку известно. Может, смогу своей головой откупиться. И то постараюсь, чтобы и того не пришлось. На двор мой защита поставлена, поэтому отсюда — ни ногой! Жить будешь на всем готовом, жемчуга-яхонты захочешь — принесу. Наряды опять же — любые, только скажи. Сад, чтобы гулять — вот этот тебе отдам, устраивай тут все, как душе угодно. Только со двора не выходи.

Он вроде и приказывал, и одновременно просил, жалобно моргая. Я было поддалась, а потом…

Да он же меня в золотую клетку засадить хочет! Все на блюдечке поднесет, только сиди дома и никуда не выходи! Да прям бегу и падаю! Рабство, между прочим, давно отменили!

— Не хочу. Не нужны мне ни жемчуга, ни наряды. Домой меня верни.

— Прости, не могу, — князь отлепился от ствола и направился к крылечку. — Если что понадобиться, Богдане Желаковне говори. Она все устроит. И ни о чем не тревожься.

Я молча смотрела ему вслед. И где я о таком уже читала?

5.4

Сидеть в комнате было скучно. Из развлечений — вышивка, огромные книги непонятного содержания, которые притащили приставленные ко мне девушки, да прогулки по саду, уже тронутому невидимыми пальцами осени.

Это удивляло: на дворе стоял октябрь, а по ощущениям — ранний-ранний сентябрь, даже листья еще не везде пожелтели. Да и цветы не торопились увядать, качали яркими головками да манили припозднившихся пчел.

— Тут всегда так? И зимы, наверное, мягкие! — я подставила лицо еще теплому солнышку.

— Разные, — ответила Белава — сенная девушка, отряженная мне в услужение. — О прошлый год лютая была, мы птиц на снегу собирали да дома отогревали, горемычных. Железо на морозе лопалось… Видать, не угодили чем-то Маре да Чернобогу…

Снова боги. Как они тут любят в людские дела вмешиваться! А Макошь, та вообще до моего мира добралась.

С каждым днем становилось понятнее, что надо бежать. Но с меня глаз не спускали и ежевечерне Богдана Желановна обходила мои покои, шептала какие-то заговоры, по наличникам рисовала водой на травах странные символы. Как говорили сенные девушки — чтобы нечисть не добралась, не увидела.

Но я-то знала, что это за «нечисть».

Иногда ясное небо разом темнело, и тогда Беляна накидывала на меня покрывало, расшитое бисером и жемчугом. Ясно же — не простое.

Князя с того раза я больше не видела. Зато слышала о нем постоянно: в девичьей только и разговоров было, что о синеоком красавце.

Любили здесь Зареслава. Так любили, что всякий проступок прощали. Послушать домочадцев, так он — идеальный мужчина во плоти: и умный, и справедливый, и почтительный. Я только хмыкала: похищение студентки медицинской академии в эту картину совершенно не вписывалось, но молчала — нечего против себя людей настраивать. Хотя очень хотелось встрять и высказать все, что думаю.