Книга Цвет сакуры красный - Борис Орлов

- М-да? – приподнял бровь старший Волков. – Ну, значит судьба у него такая…

- Бать, отпусти ты этого урлоида…

Теперь Волков-младший волновался уже совсем по другой причине. Обычно тихий и спокойный отец не зря числился в нескольких странах военным преступником, и к врагам, особенно – к таким вот шакалам, относился безо всякого почтения. Неизвестно даже, считал ли он их вообще за людей, или числил в разряде мелких вредителей, наравне с клопами и тараканами?..

- Ладно, урочье племя, – Всеволод-старший разжал руки и одновременно наладил свою жертву здоровенным пинком в «задний фасад». – Те, кто меня слышит – запомните, и передайте остальным: если я ваши бакланьи хари хоть раз до отъезда увижу – окалечу! Вопросы, пожелания есть? Если есть, заткнули их себе в хайло и дернули отсюда мелкой рысью! Пошли, сын…

Билеты у Волковых были на пароход «Яхонт», шедший вниз по Волге. Увидев это странное заднеколесное суденышко, отец и сын остановились, с минуту разглядывали несуразное плавсредство, а потом, переглянувшись, пропели дуэтом:

Америка России подарила пароход.

С носу пар. Колеса сзади.

И ужасно, и ужасно,

И ужасно тихий ход!

Но оказалось, что никакая Америка никакой России «Яхонт» не дарила, а построили его на заводе Крюкова в Молитовке в далеком одиннадцатом году. Эту информацию довел до них добродушный пожилой рыжий и веснушчатый мужик в тельняшке, стоявший у трапа. Уже в каюте сын поинтересовался:

- Папань, Молитовка – это где?

Отец, завалившийся было на койку, ответил, что Молитовка – деревня рядом с Нижним Новгородом. Но недолго ей осталось: в середине тридцатых она войдет в состав Ленинского района города Горький. А знает он это потому, что когда-то там жила родня его матери – бабушки младшего Всеволода.

- А вот что там за завод был – понятия не имею, – добавил он. Встал и потянулся, – Пойдем-ка лучше на палубе посидим, воздухом подышим, на пейзажи полюбуемся. Да и покурить бы, а то в нашей каюте… – и вместо окончания фразы Волков-старший просто обвел рукой крохотное помещение.

На палубе опять было людно. Отец и сын расположились на длинной дощатой скамейке. Волков-старший достал серебряный портсигар с тремя богатырями на крышке, подаренный ему еще его дедом. Портсигар был старинным… ну, то есть по меркам их времени, так как сделали его еще в середине двадцатого века. Но и здесь он смотрелся вполне достойно.

Они закурили, бездумно разглядывая проплывающие берега, как вдруг старший Всеволод насторожился. Младший поискал взглядом источник отцовского беспокойства и вскоре нашел. Плотный человек в полотняном костюме, энергично рубя воздух рукой, обращался к своему седому и длинноусому соседу:

- И если мы поднимем температуру, то производительность куба вырастет, по нашим расчетам, на целых двенадцать процентов!

Длинноусый пожевал губами:

- На двенадцать, это вы, батенька, уж чересчур. Даже если на семь поднимите – превосходно. Но встает единственный вопрос: как вы собираетесь оправдать требование на увеличенный расход нефтяного топлива? Ведь оправдывать-то надо будет не мне, а наркомату…

- Почему же не оправдаем?! – горячился плотный. – Если три стопудовика начнут давать по сто двенадцать пудов – разве это не оправдывает увеличение расхода пара?

Седоусый задумчиво покачал головой. Видно было, что он ищет достойный ответ, но тот как-то все не находится…

- Дополнительный котел ставить будете? – спокойно поинтересовался Волков-старший. – Если нет, то ждите одного из двух: или трубки порвет, или развальцует и из решетки вырвет.

- Что?! – хором переспросили плотный и седоусый.

Всеволод-старший принялся объяснять скучным тоном университетского профессора. Оба незнакомца слушали его, потом седоусый запротестовал, вытащил из кармана записную книжку и принялся что-то там черкать и высчитывать. Всеволод-младший сидел, и слушал, как отец, заглянув в расчеты, усмехнулся и предложил считать по-другому. Потом заговорили все трое разом, и эта словесная перепалка очень скоро стала напоминать ему дагестанский мат. Только тот был понятен хотя бы интуитивно, а здесь даже два курса института не могли помочь разобраться в нагромождении «паропроизводительностей», «дефлегматизаций паров», «парциальных давлений», «температур разложения» и тому подобного. После пошло что-то уж и вовсе невообразимое. Старший Всеволод встал, прошелся перед оппонентами и поинтересовался:

- Передовой метод инженера Шухова по расчету теоретических тарелок вам, надо полагать, неизвестен? Ах, известен? Ну, так возьмите номограмму и просто посмотрите. И производительность у вас поднимется, хорошо, если на пару десятых процента. Если бы вы перерабатывали три миллиона тонн нефти в год, то и это была бы цифра, а так… Стоит ли рисковать оборудованием? Тем более, что есть более простой способ…

И дальше опять покатилась высокопробная производственная заумь. Младший Всеволод было заскучал, но минут через двадцать плотный вдруг подскочил, точно его укололи шилом, схватил отца за плечи и буквально заорал:

- Товарищ! Дорогой вы наш! Вы где служите?! Мы вам командировочку на наш завод вытребуем! Приедете, поможете нам, а?! А ведь там, глядишь, может остаться захотите?! Ну, говорите же! Вы из наркомата?!

Старший Всеволод кашлянул:

- Я, собственно, сейчас ехал на завод в Константиновском. Мне сказали, что там найдется работа для инженера…

Секретарь ячейки ВКП(б) Константиновского завода Григорий Петрович Куприянов.

День как всегда весь расписан. До распоследней секундочки. Куда там пятилетнему плану! С утра на проверку анкеты делегатов на четвертую районную партконференцию принесли: проверить и подготовить к обсуждению на собрании. Потом сидел над отчетом в райпарторганизацию об участии ячейки в проведении политических кампаний. Дел и на заводе – завал завальный, но разве товарищу Нейману это объяснишь? Шлет телеграмму за телеграммой: где?! Давай! Шуруй! Перед Партией ответишь! На фронте и то – легче было. Там хоть все понятно: пока Омск не взяли, на Иркутск и замахиваться нечего. А тут – это давай! И вон то шуруй! И еще вон то, то и вот это и не забудь! И попробуй только не исполнить в срок! Перед Партией ответишь! А как исполнить, если руки всего две, и обе заняты?

Катенька? Что тебе? Курьер? Пусть войдет. Здравствуйте, товарищ. Что у вас? Резолюции заседаний районного комитета? Расписаться? Конечно. Вот, черкнул. Товарищ Нейман велел на словах передать? Конечно, сразу же доведем до сведения всех. Непременно сообщим. И вам до свидания.

И что же нам прислали? Нет!.. Легко говорить: «Перевыполним план на двадцать процентов», а как это прикажете сделать, если некомплект инженеров был и так, а теперь еще Тринклера и Матовкина взяли по делу Промпартии?! На заводе инженеров меньше, чем по одному на цех! Так не пойдет…

Алё? Девушка, дайте мне райком партии. Товарища Неймана. Да, самого. Не отвечает? Линия занята? Когда освободиться? А, вот так?.. Хорошо, тогда соедините меня со вторым секретарем… Не «с кем-с кем?», а с товарищем Котовым. Василий Петрович? Привет, Куприянов тебя беспокоит. Резолюции? Получил, потому и телефонирую… Что? НЕТ! А я говорю: НЕТ! Не можем мы двадцать пять процентов дать! У нас инженеров – шиш да кумыш! Считай сам, товарищ Котов: Райнгольд ушел? Ушел. Белячкова и Юрина в Баку переманили? Переманили. Гровс на повышение в Москву убыл? Убыл. Тринклера и Матовкина арестовали? Арестовали. И теперь у нас инженеров некомплект. Такой, что хоть ложись и помирай. Это еще учесть надо, что Плавский и Карташев – старики, и работают уж известно как… Ну да, ну да… Смелее продвигать рабочую инициативу, так? Ага. А не ты ли, товарищ Котов, меня в апреле на бюро лаял матерно, когда у меня такие вот «инициативные» чуть котел не взорвали?.. Рабфак? Так ты дай мне этих рабфаковцев, дай! Да? А я их где возьму?.. Где изыскать-то?! Где?! Врешь, Василий Петрович, смотрел я там: нету там рабфаковцев! Нетути! Тебе смешно, товарищ Котов, а мне выть хочется… Ты уж скажи товарищу Нейману, что нет никакой возможности. А я за свое слово большевика отвечать привык, и сказками бабьими кормить бюро не стану!..