Книга Эльфийские хроники - Жан-Луи Фетжен

— Еще один миг… — прошептал Лландон. — Чтобы в мире ином я всегда помнил твое лицо…

Чтобы добить монстров, которые остались на поле боя, потребовалось гораздо больше времени и усилий, чем предполагал Пеллегун. Орки и кобольды удрали, а черных волков всех уже давно убили. На поле боя оставались лишь омкюнзы, окружившие своего командира и свои уродливые знамена, на древки которых были нацеплены черепа и густые гривы. Они отступали организованно, защищаясь от стрел за прочной стеной из бронзовых щитов, которые были высотой в человеческий рост и из которых торчали длинные острые металлические шипы, позволяющие использовать эти щиты и в качестве оружия. Со стороны это скопление омкюнзов казалось островом посреди бушующего моря. Остров этот двигался, постепенно перемещаясь в сторону болот, и при этом ему удалось отбить атаку рыцарей Логра. Пеллегун не мог ни позволить им отступить, ни одолеть их. Омкюнзы будут сражаться не на жизнь, а на смерть, тем более что среди них имелись люди и эльфы — в чем их противники уже имели возможность удостовериться. Пехота и конница короля напирала повсюду почти безрезультатно, даже не замечая того, что почва под ногами и копытами уже превратилась в жидкое месиво.

Ллиана уже не чувствовала больше ударов. У нее не осталось больше ни благоразумия, ни страха, ни надежды. Ее красивое лицо превратилось в жуткую физиономию, забрызганную кровью и перекошенную от охватившей ее ярости и жажды крови. Эльфы погибали десятками, но погибало также и много монстров, которых мало-помалу оттесняли к илистым речным берегам, на которых почва была очень скользкой. Монстры сбились в такую тесную толпу, что уже не могли наносить мощные и смертоносные рубящие удары, при которых клинки со свистом рассекали воздух и легко разрубали плоть и кости. В такой толкотне удавалось наносить только колющие удары, и это давало преимущество эльфам, сражающимся при помощи своих длинных кинжалов, тем более что двигаться на такой зыбкой почве эльфам было легче, поскольку они и сами весили меньше и не были отягощены тяжелыми доспехами.

Как бы там ни было, поток монстров, пытающихся покинуть поле боя, постепенно иссякал, и когда Кален и его сородичи наконец-таки пришли на подмогу, резня уже почти прекратилась.

16

Вторая ночь

Ллиану нашли лишь во второй половине дня посреди груды безжизненных тел эльфов и монстров. Рядом с ней лежали и живые эльфы, которые, как и она, пребывали в полусознательном состоянии, были полностью измождены и смотрели куда-то в пустоту. Их лица и тела густо покрывала кровь, а потому они были почти неузнаваемыми. Эльфы вытащили ее из грязи и поднесли к той части берега, возле которого ее можно было бы помыть в проточной воде и выяснить, нет ли в той крови, которой она была обильно забрызгана, и ее собственной крови. Ллиана никак на это не реагировала. Ее раздели догола, вымыли ее тело и положили ее на подстилку из листьев папоротника. Она тотчас же заснула.

Проснулась Ллиана лишь с наступлением сумерек. Вокруг было так тихо, что ее вдруг охватил страх. Ей на пару мгновений показалось, что она мертва, что на нее надет саван, что она лежит в могиле. Она резко приподнялась и вскрикнула, тем самым заставив сильно вздрогнуть дремавшего у изголовья ее постели старого Гвидиона.

— Не шевелись! — воскликнул друид, перехватив ее за плечи как раз в тот момент, когда она попыталась встать.

Затем он, окончательно проснувшись, уже более спокойным голосом добавил:

— Ты покрыта кровоподтеками и ранами. Мне пришлось немало повозиться, чтобы их должным образом обработать, но от всего этого не будет толку, если ты станешь шевелиться…

Королева позволила уложить себя обратно на подстилку из листьев. От ее резкого движения у нее сразу же начали болеть во многих местах руки, живот, туловище, ноги — как будто на ее теле не было ни одного дюйма без порезов или синяков.

— Что сейчас происходит? — прошептала она. — Я больше ничего не слышу… Битва уже закончилась?

— Во всяком случае, для нас. Монстры отступили на болота, и, насколько я понял, за ними туда погнались люди на лошадях.

— На болота?

— Да… Попробуй снова заснуть. Мы уже ничего не сможем сделать. Теперь все зависит от безумия — или от мужества — людей.

Наступала ночь. Она казалась еще более темной среди этих жутких стоячих вод, камышей и гниющих деревьев, окутанных густым туманом, который уже больше не позволял разглядеть среди этих топей островки твердой земли. С наступлением ночи стало не только сыро, но и холодно, и этот холод проникал под куртку, одетую поверх лат, под доспехи и под кольчугу. Он сильно чувствовался также и в ступнях, которыми приходилось месить при ходьбе жидкую грязь.

Лошадей уже не было. Все рыцари спешились, чтобы можно было пройти через болота в погоне за отступающими монстрами, и стали сражаться, как обычные пехотинцы, увлекаемые боевым пылом и желанием отличиться на виду у короля на самом последнем этапе этой победоносной битвы. Монстры, которых они догоняли и которые пытались оказать им сопротивление, безжалостно изрубались на куски, но, по правде говоря, было очень мало схваток, о которых стоило бы потом вспомнить. Битва возле болот уже была выиграна — на этот счет не имелось никаких сомнений, — и оставалось лишь добить отступающие отряды Того-кого-нельзя-называть. Задача эта была не очень-то почетная и, возможно, весьма рискованная, однако не могло быть и речи о том, чтобы позволить удрать такому большому количеству вражеских воинов, вполне способных затем перегруппироваться и уже на следующий день снова перейти в наступление. В этом Пеллегун был убежден. В преследовании монстров по болотам не было ничего опрометчивого и безрассудного. Наоборот, данный поступок диктовался здравым смыслом и являлся единственным средством, позволяющим одержать настоящую победу. Единственное, в чем Пеллегун мог бы себя упрекнуть, — так это в том, что он не установил какой-либо пространственной или временнóй границы этому преследованию и не повернул назад свои отряды еще до наступления темноты…

Несколькими часами раньше более тысячи воинов — лучников, копейщиков и рыцарей — вступили в стройных боевых порядках на болота Гврагедд-Аннхва. Затем эти воины постепенно рассредоточились — во-первых, для того, чтобы можно было преследовать абсолютно все отряды монстров, и, во-вторых, потому, что на болотах не было так много твердой земли, чтобы все эти воины могли шагать по ней одним громадным отрядом. И вот теперь рядом с Пеллегуном оставалось, насколько он мог видеть, уже не более нескольких десятков человек… Король периодически приказывал подавать сигналы рожком, чтобы собирать своих воинов, однако с каждой минутой становилось все темнее и темнее, и уже даже его собственный отряд продвигался вперед вслепую. Он все никак не мог выйти из этих болот, и ему уже все больше и больше казалось, что он попросту заблудился.

Неожиданно откуда-то справа от них донеслись крики тревоги, а затем послышался шум битвы.

— За мной! — крикнул Пеллегун.

Воины бросились туда, откуда доносился этот шум, но менее чем через двадцать шагов они натолкнулись сначала на густой ивняк, который заставил их отклониться в сторону, а затем на глубокую грязь, в которой они увязли до колен. Пеллегун, как и его воины, цеплялся за стволы деревьев, за торчащие из земли корни, за высокую траву — в общем за все то, при помощи чего по этой грязи можно было бы идти быстрее. Прямо перед ним какой-то солдат шлепнулся во весь рост в глубокую лужу грязи, покрытую желтоватой тиной. Когда он стал дергаться, чтобы попытаться из нее выбраться, король схватил его сзади за пояс и потянул на себя, но от этого усилия его раненую ногу пронзила острая боль, и они оба повалились в грязь. Грязь была холодной, липкой, с мерзким запахом. Под ступнями и коленями Пеллегун не ощущал ничего, кроме вязкой грязи, которая, казалось, тянула его в глубину. Он выставил руки вперед и попытался за что-нибудь ухватиться, однако его пальцам не попадалось ничего, кроме травы и тоненьких веточек, от которых не было никакого толку. Его кожаная кольчуга пропиталась водой, а тяжелая железная кольчуга тянула его вниз. Но что было хуже всего — так это то, что свалившийся в лужу солдат вцепился в него. Неужели ему суждено умереть здесь, под несколькими футами грязи, где его никто никогда не найдет? Не на шутку перепугавшись, король отбросил меч и стал отчаянно пихаться руками и дрыгать ногами. Он бился до тех пор, пока солдат его не отпустил. Каждый раз, когда Пеллегун, сильно дернувшись, высоко приподнимал голову над поверхностью грязи, он звал на помощь, однако вскоре его голова погрузилась в грязь выше подбородка, и ему в рот стала попадать вода и грязь. Он уже почти перестал пытаться выбраться из грязи наружу, когда вдруг крепкая ладонь схватила его за руку и вытащила из грязи, тем самым спасая от смерти. Король, выбравшись на твердую землю, стал кашлять и отплевываться, а затем поднял глаза.