Книга Жизнь Людовика XIV - Александр Дюма

4 морских транспортных судна;

8 брандеров;

Итого: 30 военных кораблей.

На момент смерти Кольбера флот составлял:

12 кораблей 1-го ранга (76 — 120 пушек);

20 кораблей 2-го ранга (64 — 74 пушки); 39 кораблей 3-го ранга (50 — 60 пушек); 25 кораблей 4-го ранга (40 — 50 пушек);

21 корабль 5-го ранга (24 — 30 пушек); 25 кораблей 6-го ранга (16-24 пушки); 7 брандеров от 100 до 300 тонн;

20 транспортов от 80 до 600 тонн; 17 больших барок;

Итого: 176 военных кораблей.

Если приплюсовать к этому 68 кораблей, находившихся в постройке, то получится 244 судна. Вообще, стараниями Кольбера все благостояние Франции увеличилось в такой же степени.

После кончины Кольбера маркиз Сейньеле, его сын, был назначен морским министром; Клод Лепелетье — генеральным контролером финансов; Лувуа получил звание главноуправляющего публичными зданиями и председателя Академии скульптуры и живописи, хотя эта должность была обещана Луи XIV второму сыну Кольбера, Жюлю-Арману Кольберу маркизу де Бленвилю. Кроме двух названных сыновей у министра были другие дети: Луи Кольбер — аббат прихода Нотр-Дам-де-Бон-Пор и приор в Рюэ-ле; Шарль-Эдуар Кольбер, рыцарь Мальтийского ордена, определенный во флот; наконец, дочери — герцогини де Шеврез, де Бовильер и де Мортемар.

Пока Кольбер, этот великий поборник мира, был жив, Лувуа, его соперник, даже враг, постоянно желал войны, льстя честолюбию короля. По смерти же Кольбера Лувуа, в свою очередь, стал поборником мира, но теперь морской министр Сейньеле желал получить славу в морской войне.

Объектом войны стала на этот раз 1 енуя, которой были предъявлены следующие претензии: 1) вооружение 4 галер, против чего правительство Луи XIV энергично возражало; 2) продажа пороха и прочих военных припасов алжирцам во время их войны с Францией; 3) отказ в пропуске соли, которую Франция посылала в Мантую; 4) отказ в удовлетворении претензий графа Фиеска к республике; 5) дерзости против особы его величества короля Франции.

Оснований для войны было более чем достаточно, и Луи XIV распорядился об аресте генуэзского посланника Марини и помещении его в Бастилию, внутри которой, впрочем, пленнику дозволялось свободно прогуливаться. Флот, долженствовавший восстановить честь французской короны, вышел из Тулона 6 мая 1684 года, и 17 мая он уже стоял перед Генуей. Во втором опыте военного применения изобретения маленького Рено 3000 бомб обрушились на красивейший город, уничтожив большую часть его дворцов и подвергнув пожару предместья. Ущерб бомбардировки составил почти 100 000 000. Сейньеле, лично руководивший бомбардировкой, приказал передать дожу, что ежели требования Франции удовлетворены не будут, то на следующий год Генуе следует ждать повторения экзекуции, после чего флот удалился.

2 февраля 1685 года состоялось заключение мирного договора, в первой статье которого говорилось: «Правительствующий дож и четыре правительствующие сенатора отправятся в конце марта в город Марсель, откуда они прибудут туда, где будет находиться Его Величество. Когда они, одетые в свои парадные платья, будут приняты, то означенный дож в своей речи от имени Генуэзской республики выразит крайнее сожаление в том, что республика оскорбила особу Его Величества и употребит в своей речи самые смиренные и почтительные выражения, по которым можно будет видеть, что республика желает на будущее время заслужить благоволение Его Величества».

В соответствии с этим 29 марта 1685 года дож с четырьмя сенаторами отправился во Францию для изъявления покорности французскому королю. Дожа сопровождали сенаторы Гарибальди Парис, Марио Сальваго, Агостино Ло-меллино и Марчелло Дураццо.

Дож приехал в Париж 18 апреля и остановился в предместье Сен-Жермен. Почти месяц дож ожидал приема короля, назначенного в Версале, который к этому времени роскошью уже превосходил Фонтенбло и Сен-Жермен. Среди блеска и великолепия, незаметным образом готовивших банкротство 1718 года и революцию 1793-го, Луи XIV принимал не дожа, поскольку этому титулу пришлось бы оказывать почести, почти королевские, но лишь посла Генуэзской республики.

Король распорядился поставить свой трон в конце галереи у Залы Мира. В 12 часов зал и галерея заполнились государственными чинами. Дож и его свита приехали в каретах короля и ее высочества дофины; сенаторы следовали в других каретах. При входе дожа Луи XIV, которого окружали дофин, герцог Шартрский, герцог Мэнский и граф Тулузский, одел шляпу, велев дожу сделать то же самое; принцы, имевшие соответствующие права, также надели шляпы, а сенаторы остались с непокрытыми головами.

Дож произнес речь, соответствующую договору; она была проникнута смирением, хотя произносивший ее ни на минуту не потерял благородного, полного достоинства вида. По окончании речи дож снял шляпу, и принцы сделали это в свою очередь.

После полудня дож представился дофину, принцам и принцессам. Через несколько дней он получил приглашение вновь приехать в Версаль, присутствовал при выходе короля, обедал с ним и побывал на балу. На другой день король подарил дожу драгоценную табакерку с собственным портретом и гобелены.

При выходе из дворца один из сенаторов, потрясенный окружавшим их великолепием, спросил у дожа, что более всего удивило его в Версале. «То, что я сам себя там видел!» — ответил дож.

ГЛАВА XLII

Взгляд на литературу, науки и изящные искусства эпохи. — Мольер. — Лафонтен. — Боссюэ. — Бюсси-Рабютен. — Г-жа де Севинье. — Фенелон. — Ларошфуко. — Паскаль. — Буало. — Г-жа де Лафайет. — Сен-Симон. — Кино. — Люлли. — Живопись. — Скульптура. — Архитектура. — Литература и науки в Европе. — Успехи французской промышленности в этот период. — Статс-дамы двора. — Париж украшается новыми зданиями. — Успехи военных искусств. — Сухопутная армия. — Кавалерия. — Артиллерия. — Флот. — Семейство Луи XIV. — Дофин и его сыновья. — Побочные дети. — Граф Вермандуа. — Граф Вексен. — М-ль де Блуа. — Герцог Мэнский. — М-ль де Нант. — День короля. — Этикет его двора.

Остановимся на время на той ступени торжества, которой достиг Луи XIV и с которой он, почитаемый многими уже как божество, должен был в скором времени сойти в соответствии с законами человеческой природы. Корнель уже умер, и с ним погас последний отблеск испанской литературы во Франции; скипетр трагедии перешел к Расину, то есть к изяществу слога и подражанию греческим классикам, хотя нельзя не признать, что это подражание естественным образом теряет свою античную форму, дабы вполне соответствовать вкусам великого короля.

Мольер, который по своему таланту не имел предшественников и не будет иметь наследников и который останется навсегда неподражаемым, пишет свои великолепные пьесы, остающиеся образцами остроумия и веселости.

Лафонтен ухаживает за Монтеспан и по временам приносит ей свою басню, как дерево приносит свой плод; эту басню каждый раз принимают, нимало не заботясь о ее происхождении, заимствует ли баснописец у Федра, Эзопа или Пильпея, и таким образом составляется собрание басен, являющихся произведением тонкого и благородного ума.