Книга Суворов и Кутузов - Леонтий Раковский

Нарышкин подошел к Кутузову, поздравил его с новым назначением и пошутил, сказав, что завидует Кутузову, потому что Михаил Илларионович увидит султанский гарем.

Кутузов в тон ему ответил:

– Я думаю, Лев Александрович, гаремов и в России не занимать стать! А вот расскажите, какие веселые истории приключились за последнее время при дворе.

– Вы слыхали, как адмирал Василий Яковлевич Чичагов докладывал ее величеству о своих победах над шведским флотом у Ревеля?

– Нет.

– Так извольте повесить уши на гвоздь внимания, как говорят ваши любезные турки. Императрица захотела послушать об этой виктории от самого Чичагова – ведь он разбил втрое превосходящий флот шведов. Ей очень понравилось, что Чичагов, узнав о превосходстве шведов, сказал: «Ну что ж? Авось не проглотят! Подавятся!» Я Василия Яковлевича давненько знаю. Он – морской волк, ничего пресного не любит и в беседе тоже не жалеет соли. Предупредил об этом императрицу, но она отвечает: «Не извольте, Лев Александрович, мерить всех на свой аршин!» А, думаю, коли так, слушайте ж, ваше величество! Вот усадила она Чичагова рядом с собой и приготовилась слушать его рассказ. Сперва у адмирала был, так сказать, штиль – он вел рассказ спокойно и вполне пристойно. А как дошел до самой драки, то попал в шторм: пошел чесать по-морскому, по-боцмански. «Шведский король, распросукин сын, думал улизнуть от нас, ан не тут-то было. У меня не улизнешь, б… сын! Я его, такого-растакого, как хряснул!» Выпалил сгоряча и вдруг спохватился. Упал перед царицей на колени: «Виноват, матушка, прости меня, дурака! Я привык с матросами…» А императрица и виду не подала. «Ничего, – говорит, – Василий Яковлевич, продолжайте. Я ведь ваших морских речений не разумею!»

– И что же, неужто Чичагов продолжал после этого? – смеясь спросил Кутузов.

– Продолжал. Не так гладко, как раньше, потому что без «морских речений», но продолжал:

– Лев Александрович, можно вас на минуточку? – позвал Барятинский.

Нарышкин извинился перед Михаилом Илларионовичем и оставил Кутузова. Генерал Протасов, окончивший разговаривать с Салтыковым, собирался уходить из залы. Увидав Кутузова, Протасов подошел к нему. Протасов тоже поздравил Михаила Илларионовича с неожиданным, важным и интересным назначением. Кутузов спросил у Протасова, как его дела, и разговор невольно зашел о великом князе Александре Павловиче.

– Говорят, ваш воспитанник делает большие успехи в науке, много читает, – заметил Кутузов.

– Кто это вам сказал? – изумился Протасов.

– Сама бабушка.

– Ну, это настоящие бабушкины сказки!

Протасов огляделся кругом и заговорил вполголоса:

– К сожалению, дело обстоит далеко не так. Князь Александр чрезвычайно ленив. Его никакими канатами не притянуть к книге. Газету прочесть и то лень. У него одно на уме – веселиться и ничего не делать.

– Но все-таки чем-нибудь же он любит заниматься?

– Любимое его занятие – осуждать и высмеивать других. Вот передразнивать и притворяться Александр действительно мастер. Из него получился бы отменный актер.

– А нравом он как?

– Самолюбив и упрям. Недаром даже бабушка, для которой в Александре нет никаких изъянов, называет его «кроткий упрямец». Вообще императрица в нем души не чает. Своими неумеренными похвалами она и испортила его. Александр, мол, такой да Александр – этакой! А в результате – влюбленный в себя, своенравный и лживый мальчик! Да вот вы сейчас сами, Михаил Ларионович, увидите его за обедом, – с огорчением сказал Протасов и простился с Кутузовым.

За обедом Кутузов впервые увидел нового фаворита Екатерины II – Платона Александровича Зубова, бывшего конногвардейца, а теперь всесильного вельможу.

Своим появлением при дворе он был обязан хитрой лисе Николаю Ивановичу Салтыкову, у которого отец Зубова управлял поместьем.

Молодой конногвардейский ротмистр понравился стареющей, но пылкой императрице и в 1789 году, после Рымника, вошел в фавор. Двадцатипятилетний ротмистр Платон Зубов был в один день пожалован с великим Суворовым: Суворов за Рымникскую победу над турками – графом Рымникским, а Платон Зубов за «бескровную» победу во дворце – генерал-майором.

Зубов был небольшого роста стройный брюнет с злыми карими глазами.

Тут же, за императрицыным столом, Кутузов увидал обоих великих князей – Александра и Константина – и невесту Александра принцессу Луизу Баденскую.

В одном императрица оказалась права: Александр был рослый, красивый мальчик. Он походил лицом на мать, на вюртембергскую линию Марии Федоровны.

Его брат и неразлучный друг Константин больше напоминал голштинцев – своего отца Павла и деда Петра III: был так же мал, курнос и порывист.

Александр держал себя за столом хорошо, а Константин вертелся как юла, барабанил ножом по золотой тарелке, что-то выделывал под столом ногами, – видимо, лягал своего соседа – Льва Александровича Нарышкина. Николай Иванович Салтыков, сидевший напротив, не сделал проказнику ни одного замечания. Старый увертливый царедворец старался никогда не высказывать своего мнения. Он считал, что главная задача его как воспитателя состоит в том, чтобы уберечь молодых князей от сквозняка и засорения желудка. Не стоит с детских лет ожесточать горячего Константина и вооружать его против себя – не плюй в колодец, пригодится воды напиться!

Бабушка-императрица тоже, казалось, не видала ничего: она была увлечена зарождающейся на ее глазах молодой, неопытной любовью внука. Екатерина откровенно восхищалась обуревающими Александра чувствами, переживала всю их юную остроту.

Было странно видеть рядом две несовместные, несуразные пары: двух детей, всерьез стремящихся играть в любовь, и шестидесятитрехлетнюю женщину со своим двадцатипятилетним возлюбленным.

Михаил Илларионович заметил, что Платон Зубов с большим оживлением говорит с прелестной молоденькой принцессой, чем с величественной, но старой императрицей.

Александр же был всецело поглощен своей красавицей невестой, которая держала себя скромно и с достоинством. В детских голубых глазах Александра уже играли совсем не детские огоньки.

«Тебе бы, красавчик, следовало еще учиться, а не жениться!» – думал Кутузов, глядя на сластолюбивого мальчика.

III

На следующий день Михаил Илларионович поехал к «гатчинскому помещику» – так называл себя великий князь Павел Петрович после того, как в 1783 году поселился в Гатчине.

Императрица купила у Орловых мызу, расположенную в сорока двух верстах от Петербурга, и подарила ее наследнику. В старину мыза называлась «село Хотчино», но с годами название переделали в «Гатчину»; так показалось понятнее, потому что напоминало немецкое hat Schón.[132]

Гатчина со своими живописными озерами, холмами и прекрасным парком была действительно недурна.