Книга Время в моей власти - Геннадий Иванович Атаманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ценный, в общем, получается кадр. Но как, каким образом попадают такие люди в журналистику, даже на самом что ни на есть тьмутараканском уровне – загадка. Думается, и сейчас, в «новое время», они есть. Нет «постановлений партии», зато надо «освещать» пожары, потопы, всякие чрезвычайные ситуации… Главное – знать всё и всех, без этого не «осветишь»!
Так в чем трагедия знакомого-коллеги? О ней сообщили другие коллеги, прибывшие в «культурную столицу» на всероссийский симпозиум : в 90-е годы, в начале «нулевых» годов таких симпозиумов проводилось, почему-то, до чёрта. Даже фото есть, на память : «культурный» коллега в большой толпе – однако вплотную к плечу губернатора «культурной столицы» … с лёгкой усмешкой на лице; «культурный» сотрудник всё-таки действительно культурный – без кавычек.
А тот бедолага, собиратель «информашек»… сгорел. В буквальном смысле – в этом и трагедия. Жил в избушке, в частном секторе, коих в любой Тьмутаракани – словно тараканов… Что уж там случилось, с печкой ли, со спичкой – только остались от избушки одни головёшки…
Далее – трагикомедия.
Корреспонденты-репортёры-информашечники всегда как-то подшабашивали. Гонорар в те времена платили везде (по закону!), копеечный, но платили. Загоняли свои заметки всюду, куда могли : на радио, в краевые газеты, на телевидение, не говоря уж о родных тьмутараканских изданиях. Там трёшка, там пятёрка – глядишь, за месяц рублей тридцать и наберётся. Штаны можно купить! Или ботинки…
Разумеется, ни о том ни о другом и думать не думали, носили штаны-башмаки до последней возможности, и только уж в самом крайнем случае…
Пропивались трёшки – пятёрки, тем более, что приходили они не кучкой, а вразброс. Бутылка водки, плавленый сырок, буханка хлеба – вот и весь вам «гонорар».
Однако, иногда выпадали борзописцам и невиданные гонорары. Впрочем, я только один такой случай и знаю. И вот чем он закончился…
Начиналось всё так: двое сотрудников газеты, «промышленники» (из промышленного отдела), подрядились писать историю одного завода… В больших-то городах этим занимались издательства : в Ленинграде, например, в «Лениздате» существовало отделение – «История фабрик и заводов». Знаю: даже писатели иногда брались писать летописи каких-нибудь гигантов индустрии. Гонораром соблазнялись…
А нашим двум героям наверняка партком да профком предложил исполнить сие почетное задание. Они напишут, машинистка напечатает на лощеной бумаге, листочки положат в красивую красную папку с вытесненным профилем Ленина, поместят под стекло.
Договорились о сроках и цене, приступили. И пошло: претворяя в жизнь решения партии и правительства… вдохновлённые историческими задачами построения коммунизма… широко развернув социалистическое соревнование… выполнили и перевыполнили планы пятилетки – и т.д. и т.п. Написали половину истории – попросили половину гонорара… Получили аж 300 рублей – это по тем временам две полновесные зарплаты!
На следующий день корреспонденты на работу не вышли. Ну, один день вроде и не считается – потом нагонят строки, тем более, что оба матёрые строчкогоны, прожженые газетные волки. Однако, не появились они и на другой день, и третий… Народ забеспокоился, и всерьёз забеспокоился : люди пропали, да еще с такими деньгами!
Вскоре, однако, пропавшие нашлись : мертвецки пьяные валялись на полу вокзального сортира… Если кто помнит уличные (тьмутараканские!) сортиры советских времён, может представить себе картину. Обоссанные стены, задристанный, затоптанный пол, да еще засыпанный для дезинфекции дустом (ДДТ): существовал в некие годы такой порошок белого цвета, страшно вонючий. Чудовищно ядовитый – по этой причине его и запретили еще в советское время. Поднимали наших писателей, скорее всего, пинками ментовских сапог – а как еще?.. И поднялись они… Менты рычали, требовали предъявить документы. Не нашлось ничего (и ни копейки денег, разумеется). Только два билета : один до Владивостока, другой – до Калининграда…
Тут не стихи, господа – поэма!
Думали, видимо, начать новую жизнь в означенных славных городах; но, как известно, от себя не убежишь… И вернулись они в промышленный отдел тьмутараканской газеты, и потащили по кругу свой каторжный хомут…
В минуту жизни трудную вспоминается автору этих строк и чистая комедия. Комедия-то комедия, но с эдаким криминально-юмористическим уклоном, что ли. Притом здесь надо знать специфику советской жизни, чтобы понять весь юмор… В общем, дело было так. Один из сотрудников городской газеты, в день зарплаты, как положено, крепко выпил, да так, что попал в вытрезвитель. Вытрезвитель – такое заведение при милиции (полиции), куда свозили пьяных, в основном подобранных на улицах, в основном мертвецки пьяных. Случалось, чего уж греха таить, милиционеры (полицейские), обчищали карманы «клиентов», уже дрыхнувших в одних трусах в большой общей «палате» – что, собственно, и представлял собой вытрезвитель. Предъявлять какие-то претензии, типа: где деньги? – бесполезно.
– Какие деньги? Вот опись всего, что обнаружено при вас…
Попробуй, докажи чего. Никто ничего и не доказывал, молча выкатывался на улицу. А дальше… Дальше для человека начинались неприятности, и крупные неприятности : на работу приходила бумага о попадании в вытрезвитель… Сплетни, позор, лишение премиальных, и так далее. Если человек партийный – выговор «по партийной линии», да и так выговор. Словом, большие, серьёзные неприятности. Если человек приличный – хоть увольняйся!
Однако герой нашей истории – вполне себе мелкая сошка. Всё как с гуся вода. Поговорили, как надо наказали – да и забыли.
Но в чем юмор, в чем юмор-то, комедия?! До сих пор, чуть не полвека спустя, помнят старые сослуживцы ту историю!
Дело в том, что в портфеле сотрудника имелась бутылка портвейна – и коляска копченой колбасы. Где уж он раздобыл столь дефицитные продукты, в каком таком начальственном буфете – сие потерялось во тьме истории, за давностью лет. Осталось то, что составляет суть комедии.
Вытрезвиловские менты означенные продукты, само собой, «конфисковали», но… устроили из этого комедию. Менты, и устроили комедию – представляете?! Пока сотрудник «отдыхал» в «общей палате», они сходили в магазин и… купили бутылку вина «Яблочное» и круг ливерной колбасы. Утром, сохраняя суровость на своих ментовских физиономиях, вручили портфель продрыхнувшемуся газетчику. Юмор еще в том, что ни пить это «Яблочное», ни есть эту ливерную колбасу – невозможно…
По-э-ты! – как писал классик.
Таковых по-э-тов жизнь рождает всегда, и сегодня они тоже резвятся, поэтически обыгрывая житейскую прозу. Есть и поэты, о которых автор упомянул в начале повествования. И «Волна» по-прежнему плещется. Люди пишут стихи – кто лучше, кто хуже.
