Книга Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов

На этом В. и сыграла — бессознательно.

Она была готова к игре, потому начала немедленно. Она, собственно, только чуть переиначила имеющийся материал. «Как ударило», доработанное до адлеровского совершенства, отразилось на её лице — в ревности! Правда, было некоторое запоздание, на доли секунды, но её от «прочтения» защищало некрополе будущей жены «Божьего человека» — оно отключало «дорогому» критическое мышление. Садист в белом халате такого случая упустить не мог, он проснулся, по-новому посмотрел на сидящую перед ним клиентку, принюхался, ему понравилось, и он ещё активнее стал приводить её в состояние страстной к себе любви — чему она, естественно, не сопротивлялась.

Но до венца ещё было далеко. Ещё предстояла борьба — и какая! Ведь хвосты так легко не отцепляются! Но В. прекрасно знала слабости противника (а как не знать собственного «брата», разве не она могла прочесть, кто стоял за его спиной, пока он мазал холст). Да и слабости будущей его супруги В. знала, как свои. Словом, религиозно-нравственный символ оказался между двумя дамами, которые дружно подталкивали его в одном направлении.

О, это была борьба! И какая! Минимум двое — если не все трое — адлеровские, с перевоплощениями, оба экстрасенсы, с той лишь разницей, что он был признанный, опытный, возможно, будущий святой национальной религии, он — хозяин Центра, а она — ничто, уборщица. Для обоих победить означало самоутверждение: он подтверждал свою способность быть магом и импотентом, В. защищала своё право остаться фригидной навсегда. Да это был бой, битва двух подсознаний, сражение, для описания которого необходим эпический талант, по меньшей мере, великого слепца Гомера!

Всё кончилось хорошо, так, как ей и было нужно, — те поженились. А она оказалась «вроде как» брошенная. «Вроде как» — это её собственные слова!

Что же касается новобрачных, то в их «любви» было всё, чего они достойны, — был весь набор садистских приёмов адлеровского паралитика: и признание в любви, и «ласки и сказки» про то, что не просто так они на этой земле встретились, что само Небо их свело, ведь как много тому подтверждений (знамений небес) они обнаружили, что как только в первый раз они друг друга увидели, всё сразу поняли; были венцы, было благословение от священника, что-де властью организации, которую он представляет, брак этот, несомненно, по воле Божьей, был и аналой с кадилом, и руку тому священнику, понюхав, целовали, а после того как священник напоил их разогретым винцом, они, вернувшись, наверное, добавили ещё и шампанского. А может быть, по старой целительской привычке, для усиления чувств, перед тем как лечь в постель (на ковёр?), хлопнули по стаканчику мочи? Нет, скорее, это были хрустальные бокалы. Как у всех.

Что было дальше? «Посланец неба» не мог не помучить себя, не мог он и не насладиться муками ревности своей жены. Конечно, это было названо исповеданием грехов своей жизни. Конечно, он оправдывался, что всё это многочисленное вокруг него бабьё — не его, а всё больше бесов-дьяволов, но ведь и сама она должна понимать, что его грандиозная сексуальная (целительская) энергия требовала выхода! Куда сейчас подевалась? Так ведь на служение Богу приходится отдавать много сил, враги опять же отнимают, вампиры энергетические, но, прежде всего, — того требует служение людям тем даром, который ниспослало ему Небо… Да и сама виновата: недостаточно суетится в постели, так что давай перебираться на ковёр, и т. д., и т. п… Конечно, он просил прощения за «случайно» произнесённые слова, замаливая вину, извинялся, извинялся, извинялся — и за то, что было, и за те обиды, которые сейчас наносит, и за те, которые нанесёт в будущем… Но жена, разумеется, «обиженная и оскорблённая», простить его не могла, потому что он не извинялся о том проступке, о котором она-то знала, но говорить ему не собиралась, потому что он обо всём должен был догадаться сам… Откаявшись сколько нужно, он затем, осенив себя якобы крестным знамением (жестом, придуманным отнюдь не Христом и не учениками Его, бывшими при Голгофе, но, напротив, начальниками над массами католиков и православных), шёл исцелять.

Ну а В.? Она побрела домой, якобы брошенная, якобы несчастная, якобы с навсегда разбитым сердцем, и всё это было столь натурально, что никто, разумеется, не мог в её положении даже усомниться…

А ведь, действительно, была любовь, только некрофилическая, если угодно, анально-накопительская, страстная… Да, она победила, но далось ей это дорогой ценой — одного металла тысячи килограммов, да и столько времени, сил и денег всё это стоило. А ещё не работающая на 42 % почка, и внутренние кровотечения, и последующая за этим больница, и операция — закономерные побочные явления…

А ведь «любовь» эта кончилась самым благоприятным образом, именно так, как Ь. подсознательно и хотела: она оказалась вроде как брошенная. Словом, справила на нём нужду. Он тоже справил нужду: ему было приятно часто видеть Ь. в восторженном (предсмертном) состоянии, она бывала обижена настолько, насколько ему было нужно, и позволяла ему вдосталь каяться, и вообще в первый период была интересная… Словом, каждый получил то, что хотел.

Отрицательные последствия были у обоих: у неё в виде болезней, истощения, галлюцинаций, анальной тупости и т. п., а у него в виде потенции или её видимости. Да-да, для него это неприятность, ведь это означает уменьшение популярности у женщин и ослабление «небесного» дара исцелять…

Напрасно В. всю вину возлагает на целителей, дескать, обманули, красивыми лозунгами прикрылись. Если обманули, то лишь на логическом уровне. (Да и разве они в чём-то противоречили государственному «христианству»?) Пока женщина остаётся только маминой дочкой — тем более дочкой матери, боготворящей своего сына, матери, помыкающей мужем, — такая женщина всегда будет оказываться среди тех, кто справляет друг на друге нужду. Всегда, потому что ассоциативное мышление не ошибается.

Впрочем, нельзя считать, что В. обманывала П., когда говорила, что её обидели. Тогда, в Центре, если можно так выразиться, её было двое: была нарождающаяся В. (ей всё это было больно и чуждо), но всё-таки определяла поведение и поступки — Ь. Так что, какие к целителям претензии? Это и есть нравственный выбор: которая из ипостасей определяет поведение.

Итак, тогда, в Центре, это была победа! Над сразу многими.

Это была победа над символом брата, но, как и всякая такого рода победа, она не принесла от настоящего брата освобождения. Стоило ему вернуться, как она дала согласие, чтобы ей опять овладел анально-накопительский характер.

Это была победа над собой как над половинкой, обретение права на дальнейшую фригидность — этой победой Ь. заработала право и повод всем жаловаться: несчастная любовь, несчастная судьба, несчастная я. Это победа, потому что именно вооружившись такой позой «обижена-опозорена», женщины обычно добиваются власти над ближними.

От этой победы остался трофей (не только камень в почке) — и какой! Кого она заставила выполнить своё желание? Индивида, который решительным образом определяет мировоззрение государственных деятелей — тех правителей, которые выбирают для народа формы государственной религии. Индивида, советы которого слушают учёные мужи Академии наук, того, перед визитом к которому люди прежде идут исповедаться в храм к батюшке. А что удалось ему с В.? В групповуху вовлечь не получилось. «Чувство» потерял. Оказался женат. Словом, марионетка. Разве таким трофеем — вождь, да ещё из тех, кто помыкает государственными деятелями! — можно не гордиться? Кто может чем-то подобным похвастать?