Книга Джон Леннон - Альберт Голдман

Вернувшись на свой пост, Марк разговорился с Полом Горешем, фотографом-любителем из Нью-Джерси, который сразу сообразил, что Чепмэн не слишком хорошо подкован для фаната «Битлз», потому что когда в здание, прикрывая лицо рукой, вошел Аллен Кляйн, Чепмэн не узнал знаменитого продюсера231. Гореш, напротив, продемонстрировал свое близкое знакомство с семейством Леннонов, поприветствовав Хелен Симан и Шона, вылезших из синего «шевроле». Он даже представил им Чепмэна как поклонника, «приехавшего аж с Гавайских островов». Чепмэн пришел в восторг и назвал Шона «самым симпатичным маленьким мальчиком из всех, кого я видел».

А за стенами Дакоты для Джона Леннона продолжался обычный день. Перед тем как предстать перед объективом знаменитого рок-фотографа Энни Лейбовиц, которой поручили сделать снимки для обложки журнала «Роллинг Стоун», он заскочил в парикмахерский салон в западной части 72-й стрит и сделал стрижку, оставив длинными волосы сзади и сильно укоротив их спереди. Энни Лейбовиц, которая слышала о том, что на съемках видео Джон и Иоко имитировали половой акт, предложила им сняться обнаженными. «Нет проблем», – сразу согласился Джон и тут же разделся. Йоко отказалась снимать с себя что-либо, за исключением черного топика. Тогда Лейбовиц попросила ее вообще не раздеваться, решив сохранить контраст между совершенно раздетой и полностью одетой фигурой. Иоко легла на спину, заложив руки за голову и устремив взгляд в пространство, в то время как Джон лег сверху, скрючившись в позе эмбриона, закрыв глаза и приложившись в поцелуе к женской щеке. Сделав несколько снимков, фотограф показала Джону полароидный пробник, и он пришел в восторг: «Великолепно! Как точно переданы наши взаимоотношения! Пообещай мне, что именно этот снимок будет на обложке». Когда на следующей неделе журнал появился на полках магазинов, у всех буквально поехала крыша: брак самых прославленных любовников из мира рок-музыки был низведен до образа флегматичной суки и слепого присосавшегося к ней щенка.

В час дня Джон дал свое последнее в жизни интервью. Одетый в красную майку, синий свитер и черный кожаный пиджак, он принимал в «Студии Один» ди-джея из Сан-Франциско Дэйва Шолина. В пять часов ему пришлось прервать встречу, поскольку его уже ждали в студии. Когда выяснилось, что ленноновский автомобиль задерживается, Шолин предложил подвезти его и Йоко на своем лимузине. Стоило им выйти из подъезда, как к ним навстречу бросились Пол Гореш и Марк Чепмэн.

Толстый фан в роговых очках молча протянул великому музыканту для автографа свой альбом. Джон любезно склонился и написал: «Джон Леннон 1980 год». Пока Джон ставил свой автограф, Гореш направил объектив фотоаппарата на знаменитый профиль, захватывая в кадр и луноподобное, тупо улыбающееся лицо Чепмэна на заднем плане.

«Ну что, так подойдет?» – спросил Леннон, возвращая альбом.

Чепмэн, остолбеневший от присутствия Леннона, повернулся к звукооператору и спросил: «А вы что, брали у Леннона интервью?»

Когда машина тронулась с места, Чепмэн подошел к Горешу. «Скажи-ка, – поинтересовался он, -а ты не помнишь, на фотографии я был в шляпе или без? Я бы хотел, чтобы без». Затем, секунду помолчав, он воскликнул: «Они ни за что не поверят, там, на Гавайях!»

Когда стемнело, остальные фаны разошлись, и перед зданием остались только разговорившиеся Чепмэн и Гореш. Из подъезда быстрым шагом вышел Фред Симан, неся в руках пленки с записями Иоко, которые она делала еще с Дэвидом Спинозой в 1974 году. Гореш остановил Фреда и сказал: «Это Марк Чепмэн. Ему сегодня здорово повезло!» Чепмэн, улыбаясь, протянул свой альбом.

«Поздравляю, мужик!» – Фред улыбнулся в ответ и поспешил прочь.

Тем вечером Иоко пригласила в студию Дэвида Геффена. «Она – трудная клиентка, – пожаловался Дэвид Фреду, который встретился ему у лифта. – Никогда не знаешь, что у нее на уме». То, что было у нее на уме, стало ясно Геффену, едва он переступил порог студии. Леннон подал сигнал Дугласу, и из динамиков понеслась «Walking on Thin Ice» – лихое диско, рев гитары Джона, чередующийся с писком Иоко, напоминавшим звуки, издаваемые летучими мышами. Продавец Леннон принялся обрабатывать покупателя Геффена. "Фантастика! Хит сезона! – с энтузиазмом выкрикивал Джон. – Это лучше, чем любая из вещей «Double Fantasy». Секунду помолчав, он выдал: «Ее надо выпустить до Рождества!»

Геффен улыбнулся и ответил: «Давай лучше выпустим ее после Рождества и сделаем все как следует. Дадим нормальную рекламу».

«Рекламу!» – с наигранным изумлением повторил Леннон. – Ты только послушай его, «мамочка», тебе будут делать рекламу!"

Геффен намеренно переменил тему разговора, объявив, что «Double Fantasy», поднявшаяся до двенадцатого места, только что стала в Англии золотой. В ответ Йоко бросила на него красноречивый взгляд, который он понял так: «Уж лучше бы ей поскорее подняться до первого, потому что для Джона это чертовски важно!» (Йоко как раз собиралась отправить в Лондон Сэма Хавадтоя, поручив ему накупить пластинок на 100 тысяч долларов, чтобы обеспечить верхнюю строчку в чартах. Когда-то именно так поступил в свое время с пластинкой «Love Me Do» Брайен Эпстайн. Похоже, теперь Леннон действительно «все начинал сначала».)

Прежде чем сеанс записи подошел к концу, Джон, выбрав момент, когда Йоко отлучилась из студии, наклонился к Джеку: «Только не повторяй Иоко то, что я тебе сейчас скажу». После чего он выдал Дугласу тот же текст, который пришлось выслушать Фреду в тот вечер, когда Джону пришла в голову мысль о записи альбома на Бермудах. Джон сказал, что его дни сочтены и что он и так уже живет взаймы. Он не говорил об убийстве, но производил впечатление человека, готового к скорой смерти. Он даже порассуждал о том, что станет с его легендой после смерти, похваставшись, что будет покрыт гораздо большей славой, чем Элвис. Джек слышал рассуждения Джона о смерти и раньше – но никогда они не были полны такой уверенности в неизбежном, как в тот вечер.

Затем вернулась Йоко, и настроение Джона опять пришло в норму. Перед отъездом он заверил Джека, что будет в студии назавтра в девять утра, с тем чтобы заняться сведением нового сингла. Обычно Джек отправлялся домой вместе с Леннонами, но в тот вечер ему надо было поработать еще над одной записью. Он проводил Джона до лифта и пожелал ему спокойной ночи. Его последнее воспоминание о Ленноне – это улыбка, дружеский взмах руки и дружелюбное «Увидимся завтра с утра пораньше!» Лимузин доставил Леннонов прямо к подъезду Дакоты. Марк Дэвид Чепмэн все еще стоял перед домом, прислонившись к будке часового. До половины девятого он наслаждался обществом Пола Гореша, затем фотограф объявил, что ему пора домой, а Чепмэн уговаривал его остаться. «Кто знает, – словно предупреждал он, – мало ли что может случиться. А вдруг он сегодня возьмет и уедет в Испанию, и ты больше никогда его не увидишь!»