Книга Война с демонами. Книга 2. Копье Пустыни - Питер Бретт

Джардир вскочил. Изувеченную ногу пронзила боль, но он без труда принял ее. Он размахнулся уверенным четким движением и бросил копье.

Битва закончилась раньше, чем демоны успели что-либо предпринять. Копье пронзило череп мозгового демона, оставив зияющую дыру, воткнулось в дальнюю стену и задрожало. Мозговой демон пал замертво, и без него хамелеон рухнул на землю, визжа и колотясь, словно охваченный огнем. Наконец он замер бесформенной грудой чешуи и когтей.

Лиша очнулась от резкого треска, подняла веки и увидела Джардира. Глаза его были закрыты. Инэвера сильно потянула его за ногу, чтобы вправить торчащую кость, но на его лице не дрогнул ни мускул.

Превозмогая боль, Лиша подползла к Джардиру и вправила кость в разрез, сделанный Инэверой. Как и в случае с Арленом, рана начала затягиваться почти сразу, но Лиша все равно полезла за иголкой и ниткой, чтобы аккуратно ее зашить.

– Не нужно. – Инэвера встала, подошла к телу мозгового демона, достала меченый нож и отрезала один из рудиментарных рогов.

Она вернулась с мерзким, вымазанным ихором рогом и вынула из кошеля тонкую кисть и флакон. Инэвера нарисовала по краям раны Джардира аккуратные метки и провела над ними рогом. Метки вспыхнули, и края разреза срослись.

Она так же обработала собственную рану и вылечила Лишу, не проронив ни слова и не глядя ей в глаза. Лиша молча наблюдала, запоминая метки и связи между ними.

Закончив, Инэвера посмотрела на рог. Он был цел, и Инэвера хмыкнула.

– Я вырежу из него кости лучше прежних.

Лиша тоже подошла к телу мозгового демона, отрезала оставшийся рог и одну лапу и замотала их в плотную ткань, чтобы изучить на досуге. Инэвера сощурилась, но промолчала.

– Почему никто не пришел на шум битвы? – спросил Джардир.

– Наверное, Алагай Ка не затруднило нарисовать метки тишины вокруг твоих покоев, – предположила Инэвера. – Думаю, они будут действовать, пока солнце не озарит стены.

Джардир посмотрел на женщин:

– Он управлял всеми вашими словами и поступками?

Инэвера кивнула:

– Он… даже заставил нас сражаться друг с другом для собственного увеселения.

Она осторожно коснулась распухшего носа.

Лиша покраснела и закашлялась.

– Верно, – подтвердила она, – он нас заставил.

– К чему такие жестокие игры? – удивился Джардир. – Почему просто не приказать одной из вас перерезать мне горло в постели?

– Он не хотел тебя убивать, – сказала Инэвера. – Он боялся не твоего воинского искусства, а того, что люди пойдут за тобой. Ему было невыгодно делать из тебя мученика.

– Лучше подорвать веру в тебя и расколоть твои войска, – добавила Лиша.

– Но ты и правда Шар’Дама Ка, – сказала Инэвера. – Сомнений больше нет, ведь ты убил Алагай Ка!

– Это был не Алагай Ка, – покачал головой Джардир. – Слишком просто. Вероятно, это был самый жалкий его отпрыск. Придут другие, намного страшнее.

– Мне тоже так кажется. – Лиша взглянула на Джардира. – Вот почему я прошу тебя сдержать обещание, Ахман. Я побывала в Даре Эверама и хочу вернуться домой. Мне нужно подготовить мой народ.

– Ты можешь остаться, – сказала Инэвера. Лиша поняла, как нелегко ей дались эти слова. – Я согласна, чтобы ты стала одной из дживах сен моего мужа.

– Младшей женой? – засмеялась Лиша. – Пожалуй, не стоит.

– Если хочешь, я сделаю тебя своей северной дживах ка, как собирался, – предложил Джардир. Инэвера нахмурилась.

Лиша печально улыбнулась:

– Ахман, я все равно буду одной из многих. Мужчина, за которого я выйду замуж, должен принадлежать только мне.

Джардир помрачнел, но Лиша не уступила, и в конце концов он кивнул.

– Мы все равно будем уважать племя Лощины, – пообещал он. – Я не могу помешать другим племенам украсть ваши колодцы, но дам понять, что, если они пойдут на вас войной, им несдобровать.

Лиша опустила глаза. Она боялась, что заплачет при виде печали в глазах Джардира.

– Спасибо. – У нее сжалось горло.

Джардир ласково сжал ее плечо:

– И… прости, если то, что случилось в Дворце зеркал, было не по твоей воле.

Лиша расхохоталась, слезы на ее глазах высохли. Она бросилась к нему, крепко обняла и поцеловала в щеку.

– Ахман, мы занимались этим при свете дня, – подмигнула она.

– Жаль, что ты уезжаешь, госпожа, – произнес Аббан через несколько дней, когда его жены упаковали последний из бесчисленных подарков, поднесенных Джардиром. – Мне будет не хватать наших бесед.

– А также Дворца зеркал, где можно прятать от даль’шарумов самых симпатичных жен и дочерей?

Аббан с удивлением посмотрел на нее, улыбнулся и поклонился:

– Ты изучила наш язык лучше, чем показываешь.

– Почему бы тебе просто не пожаловаться Ахману? Пусть приструнит Хасика и остальных. Они не могут насиловать, кого им вздумается.

– Прошу прощения, госпожа, но по закону могут.

Лиша открыла рот, чтобы ответить, но Аббан поднял руку.

– Власть Ахмана не настолько безгранична, насколько ему кажется. Если он приструнит своих людей из-за женщин хаффита, это посеет раздор среди воинов и ему придется опасаться за свою спину.

– И это важнее безопасности твоей семьи?

Взгляд Аббана стал жестким.

– Не думай, будто понимаешь наши порядки, только потому, что провела среди нас несколько недель. Я найду способ защитить свою семью, не повредив своему господину.

– Прости. – Лиша поклонилась.

Аббан улыбнулся:

– Прощу, если позволишь мне раскинуть шатер в твоей деревне. У моей семьи есть по шатру в каждом племени для торговли товарами и скотом. В Даре Эверама больше зерна, чем нужно, и я знаю, что на севере полно голодных ртов.

– Спасибо за щедрость.

– Не за что, – усмехнулся Аббан. – Сама увидишь, когда мои жены начнут торговаться с твоими людьми.

Лиша улыбнулась.

На улице раздался крик. Аббан, хромая, подошел к окну и выглянул во двор.

– Твоя свита готова. Идем, я провожу тебя вниз.

– Аббан, что произошло между Ахманом и Пар’чином? – спросила Лиша, не в силах больше сдерживаться. Если она не узнает ответ сейчас, то, вероятно, она уже никогда его не узнает. – Почему Ахман разгневался, узнав, что ты говорил мне о нем? Почему ты испугался, когда я сказала, что упомянула о нем при Ахмане?

Аббан посмотрел на нее и вздохнул.

– Если я не хочу вредить своему господину ради собственной семьи, с чего мне это делать ради Пар’чина?