Книга Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд

Патер поднялся с места. Теперь на его лице появилось уже новое выражение.

Мгновением раньше Кент чувствовал горячий прилив захватывавшей радости, но теперь его сердце вдруг похолодело от того, что он заметил в лице и глазах у патера Лайона. Это нельзя было назвать недоверием к нему. Нет, это было что-то страшное и безнадежное.

– Вы не верите мне! – воскликнул Кент.

– В данном случае вопрос состоит не в наших человеческих чувствах, Джимми. Теперь вступил в свои права закон. Что бы ни чувствовало мое сердце по отношению к вам, это все равно не принесет вам пользы именно теперь. Все равно вы будете…

Он не решился договорить.

И тут-то Кент ясно и отчетливо осознал всю чудовищность создавшегося положения. Для того чтобы сосредоточиться в полной мере, нужно было известное время. Правда, он уяснил себе положение в общих чертах несколько мгновений тому назад, но теперь перед ним стали обнажаться одна подробность за другой, и патер Лайон увидел, как сжались его челюсти и стиснулись кулаки. Смерть отошла прочь. Но ее издевка от сыгранной с Кентом чудовищной шутки, казалось, еще звучала в его ушах адским хохотом. Но нет, он будет жить! Что бы ни случилось через месяц или через полгода, Кент все-таки сегодня не умрет! А это все-таки чего-нибудь да стоит. Он будет жить хотя бы только для того, чтобы узнать, что скажет ему завтра Мерсер. Он будет жить во что бы то ни стало для того, чтобы снова встать на ноги и биться за обладание той жизнью, которую он так безрассудно от себя отбросил! Теперь ему предстояла самая убийственная борьба, какой он еще не испытывал. Он предвидел это. Чувствовал. Она заранее захватывала его всего.

В глазах того самого закона, на исполнении которого он всегда так настаивал, он был убийцей. А наказанием за убийство в этой далекой провинции было повешение. О, зачем, зачем Кент так был убежден в том, что смерть предопределена ему именно от выстрела и что он умрет бесповоротно? Зачем он был убежден в том, что ему осталось жить всего несколько часов? Зачем к нему пришла эта сумасбродная мысль принять на себя вину другого?

– Они должны будут мне поверить! – воскликнул он. – Я заставлю их поверить мне! Я солгал! Я солгал для того, чтобы спасти Санди Мак-Триггера, и я объясню им, почему я это сделал! Если доктор Кардиган не повторил ошибки, то я хочу, чтобы все они опять пришли сюда и сделали мне новый допрос. Возьметесь ли вы, отец, устроить это?

– Я бы не стал, Джимми, действовать так поспешно, – спокойно ответил патер Лайон. – На вашем месте я бы подождал… Я бы еще подумал… Подумал… То есть я что-нибудь придумал бы… Что-нибудь такое, что могло бы показаться вероятным…

– Вы имеете в виду, чтобы я придумал такую историю, которая могла бы выгородить меня? Такая история уже есть. Она у меня наготове. Зовите же их всех!

Патер глубоко вздохнул и нерешительно поднялся с места.

– Сын мой, – сказал он с грустной ноткой в голосе, – тебе предстоит тяжелая борьба. Если ты победишь в ней, то я буду счастлив. Если же ты проиграешь ее, то я знаю, что ты умрешь за другого как храбрец. Может быть, ты и прав. Пожалуй, лучше пригласить Кедсти сейчас, прежде чем ты имел бы время подумать. Я иду. Я скажу ему, что ты готов его видеть.

Патер Лайон направился к двери, отворил ее и вышел.

Прошло четверть часа. Затем Кент услышал шум приближавшихся к нему шагов. Значит, миссия патера удалась: Кедсти шел к нему не один. Вероятно, с ним возвращался назад и патер. Возможно, что шел и Кардиган.

Но то, что произошло в следующие затем несколько секунд, было для Кента полной неожиданностью. Первым вошел патер. За ним – инспектор Кедсти. В его лице ничто не говорило о бывшей когда-то близости отношений. Только легкий кивок головы, который даже нельзя было назвать приветствием, был ответом на радостный поклон Кента. За спиной Кедсти стоял следователь Мак-Дугал, а еще за ним – двое полицейских с саблями наголо, явно находившихся при исполнении своих обязанностей. Бледный, встревоженный Кардиган и стенографистка замыкали шествие.

И не успели они войти в комнату, как приговор был прочитан и Кент оказался под стражей.

Он не ожидал этого. Он думал, что поговорит с Кедсти, как человек с человеком. А теперь перед ним был только закон. Глаза его скользнули с бесстрастного лица Кедсти на двух часовых.

И, только что полный восторженной надежды, Кент вдруг почувствовал, как стало тяжелеть у него на сердце и как ему вдруг захотелось сейчас же, немедленно, вступить в борьбу, чтобы отвоевать себе обратно потерянные свободу и жизнь.

Глава VIII

Первыми вышли от Кента патер Лайон и доктор Кардиган; за ними последовали стенографистка и представитель обвинения Мак-Дугал, затем оба стражника.

Кент и Кедсти остались наедине.

– Я попросил вас, Кедсти, – начал Кент, – остаться со мной на две-три минуты, чтобы вы выслушали меня. Теперь, когда мне представилась возможность выгородить себя, почему именно вы навалились на меня всей тяжестью своего авторитета? Зачем вы поспешили со всей этой церемонией, зачем привели сюда Мак-Дугала и этих двух часовых? Что я, больной человек, собираюсь бежать? Ведь вы же сами не верите, что я убил Джона Баркли, к чему же эти строгости? В тот день, когда я сделал вам это нелепое признание, вы же первый назвали меня лгуном! Вы и поныне знаете, что я солгал. В чем же заключается ваша игра? Что вызвало в вас такую перемену? Или это…

Он наклонился к Кедсти поближе, и правая рука его крепко сжалась.

– Или это связано с той девушкой, – продолжал он, – которая скрывается у вас в доме, Кедсти?

Даже в этот момент, когда в нем загорелось вдруг желание ударить этого человека, он не мог не преклониться перед его невозмутимостью. Кедсти был так же спокоен, как и всегда. Даже прямое обвинение его в том, что он играет какую-то двойную игру и прячет у себя Маретту Радисон, не смутило Кедсти нисколько. Он только пристально посмотрел на Кента, как бы мысленно измеряя размах его мысли. Когда же он наконец заговорил, то голос его звучал так ровно и спокойно, что Кент уставился на него в немом изумлении.

– Я не осуждаю вас, Кент, – сказал он. – Я не осуждаю вас ни за то, что вы подозреваете во мне чуть ли не негодяя, ни за этот странный тон. Думаю, что на вашем месте и я поступил бы точно так же. Поверьте, я сделал бы для вас все, что возможно, если бы действительно считал вас невиновным. Но я убежден, что вы виновны. Даже если бы вы сумели доказать, что вы ни при чем в убийстве Джона Баркли, и то…

Он помялся, покрутил ус и покосился на окошко.

– И то, – продолжал он, – вы имели бы десять лет тюрьмы за самое подлое из всех лжесвидетельств, какие только существуют на свете, а именно – за лжесвидетельство перед духовником на смертном одре, когда вы были убеждены, что умрете наверняка! Да, вы виновны, Кент. Если не в одном, то в другом. Никакой игры я не веду. Что же касается девушки, то никакой Маретты Радисон я у себя в доме не скрываю.