Книга Наследство последнего императора - Николай Волынский

Татьяне пришлось волочить саквояж по грязи и лужам. Саквояж бил ее по ногам, обдавая грязью юбку. Несколько раз она едва не упала, но удержалась и из последних сил дотащила багаж до пролетки.

В дом инженера Ипатьева на углу Вознесенского проспекта и переулка Родионов привез детей, Труппа, Харитонова и маленького Седнева – племянника царского повара.

Гоф-маршала Татищева, гоф-лектриссу Шнейдер, фрейлину Гендрикову Заславский отвез прямо в тюрьму, где уже сидел князь Долгоруков. Через несколько дней родионовские латыши доставили сюда же Нагорного, Чемодурова и Ивана Седнева. Еще через несколько дней – камердинера Волкова.

Вскоре Татищев, Нагорный, Долгоруков, Седнев, Шнейдер и Гендрикова были расстреляны. Никакого обвинения им не было предъявлено. Так Родионов отомстил Нагорному. Спастись удалось только Чемодурову и Волкову. Волков сорок дней скитался по лесу, пока осмелился выйти к людям.

Прибывших детей встретил у входа в дом Ипатьева невысокий мужичонка со злобной рожей.

– О! – удовлетворенно сказал он. – К нам изволили прибыть ублюдки Николая Кровавого. Какое счастье – Романовы здесь! Романчики. Кровавые Романчики!.. А ну заходь! Да по одному!

Ольга узнала его. Это был Авдеев, пьяница и, как назвал его отец, поганец. Какие-то козни он пытался творить им в Тобольске, да комиссар Яковлев все время держал его на расстоянии. А теперь он здесь. Не приведи Господь, начальником над ними!

24. В ДОМЕ ИПАТЬЕВА. ВМЕСТЕ

ПРОСНУВШИСЬ, Анастасия, долго не могла понять, где она находится, и решила, что все еще спит.

– Ну-ка, барынька – бывшее высочество, – приказала она себе, – просыпайся. Пора! Этак всю жизнь проспишь!

Но вокруг все оставалось по-прежнему. Она лежала на полу, на травяном тюфяке, смятом и сбитом, отчего казалось, что он набит не сеном, а болотными кочками. Прямо над головой у нее слегка шевелились огромные зеленые листья фикуса, полностью скрывая потолок.

– Я сплю под пальмой, – сказала она себе. – Но как я сюда попала? Это ведь не Африка все же?

Она привстала, огляделась и увидела, что здесь же, в небольшой комнате, на полу и на таких же кочках спят Ольга и Татьяна. Нет, Ольга уже не спала. Веки у нее слегка подрагивали, значит, – и это Анастасия хорошо знала – сестра просто лежит с закрытыми глазами, мечтает или беззвучно молится.

Неожиданно в комнату ворвался солнечный луч – такой яркий и сильный, что вся комната позолотилась, словно в сказке. Засверкали блики на стеклах, на мебели, на бронзированных мебельных завитушках, заплясали пылинки в солнечных ярко-оранжевых потоках, и сердечко Анастасии охватила такая нестерпимая радость, такое пронзительное ощущение счастья, что у нее легкий морозец пробежал по спине, и она едва не заплакала.

Она уже и не спрашивала себя, куда они попали. Все и так было ясно. Они попали в рай. Если не в рай, то, во всяком случае, недалеко от него – в счастливую страну, где нет проклятого мучителя Родионова с его латышами и ночными ужасами, но есть отец и мать, сестры и брат, любимая добрая Нюта и доктор Боткин, от одного присутствия которого становится спокойнее и увереннее, и чувствуешь себя, как за неприступной крепостной стеной.

Анастасия прыгнула на матрас к Ольге, та сразу и легко открыла глаза и приложила палец к губам, указав на спящую Татьяну.

– Я все вижу! – неожиданно сказала Татьяна, не открывая глаз. – Можете не секретничать.

Она утверждала, что умеет видеть сквозь веки, с закрытыми глазами, не хуже, чем с открытыми. На всякий случай Анастасия показала ей язык, но увидела ли его Татьяна сквозь закрытые веки или нет, осталось не известным, потому что сестра тотчас открыла глаза.

– Bone matine[143]! – промурлыкала она и внимательно посмотрела на младшую сестру. – Aх, какая мерзость у тебя изо рта свисает! Где ты нашла эту красную тряпку? На какой помойке? Выбрось ее сейчас же!

Анастасия поспешно спрятала язык и отвернулась. Татьяна села на матрасе, подняла руки в кулачках, сладко вытянулась, зевнула и сказала:

– Ой, девки! Ой, бабоньки! Хорошо-то как! Солнышко! Радость!

В Тобольске ее комната была окнами на север, и солнца там никогда не было, даже отраженного.

– Как мы сюда попали? Что было раньше? Ничего не помню! – заявила Татьяна, усевшись на матрасе поудобнее. – Помню только, что гад Родионов-Жмудин куда-то провалился в преисподнюю и больше не появлялся. А где наши?

– За каменной преградой! – ответила Ольга, указав на плотные портьеры пурпурного тяжелого бархата. – Папа, мама, Лешик и Машка. Хорошая у них комната – четыре окна, хоть и угловая. Даже камин есть. Только фальшивый. Вместо огня – лоскутья красные и вентилятор.

Совсем близко послышался грохот, потом густое эхо потревоженных струн, словно кто-то с силой захлопнул крышку рояля.

– Инструмент? – удивилась Татьяна.

– Инструмент, – подтвердила Ольга.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Анастасия.

– Спать меньше надо, будешь знать еще больше меня, – назидательно ответила Ольга.

– Не хочу знать больше! – заныла Анастасия. – Хочу больше спать!

– Спать больше нельзя. Пора вставать – режим нарушать запрещено! – послышался незнакомый мужской голос, и одновременно открылась входная дверь.

На пороге стоял давешний мужичонко, встретивший их вчера и обозвавший «кровавыми романчиками». При ближайшем рассмотрении оказалось, что ростом он был только чуть выше Анастасии. Одет в солдатскую гимнастерку с офицерской портупеей, в штатские штучные брюки, заправленные в офицерские хромовые сапоги – грязные, с прилипшими комьями желтой глины. На боку – револьвер в кобуре без крышки.

– Я комендант дома особого назначения Авдеев, – сказал он. – Александр Дмитриевич. Ко мне обращаться только «гражданин комендант»!

– «Дом особого назначения»? – еще чуть сонным баском переспросила Анастасия. – До этого мы жили в «Доме свободы». И знаем, что это такое. И вас помним. Мы вас видели в Тобольске.

– Да, – подтвердила Татьяна. – Там охрана, прежде чем войти, стучала в дверь. Хотя требовала, чтобы дверь не запиралась. А здесь какая разница?

– Разница будет, – пообещал Авдеев. – Дом особого назначения отличается от любого другого дома условиями, максимально приближенными к тюремным, какие теперь будут к вам применены. Поблажек и снисхождения не будет. Режим соблюдать беспрекословно! Вот вы, барышня, – обратился он к Татьяне, – хотите, чтобы в дверь охранники стучали, прежде чем войти. Не могу исполнить ваше наглое требование, потому что дверь в этой комнате сейчас снимут.

– Как снимут? – не поняла Татьяна.

– Как? – переспросил комендант. – Совсем.

– А как же без двери?