Книга Viva la Mésalliance, или Слава Мезальянсу - Игорь Давыдов

— Это было бы правильно, конечно. Особенно, когда начались все эти случаи со «Сметаной» и той больничкой, — речи мужчины были сбивчивыми и торопливыми. — Но мы же семья, Мец. Как ты мог такое подумать? Я же о семье забочусь. Вы, дармоеды, вообще живы, потому что я кормлю вас.

Молодой человек улыбнулся. Тепло. Дружелюбно. И как же это выражение лица контрастировало с холодным злым взглядом зелёных, словно два глубоких болота, глаз.

Самурай хлопнул отца по плечу.

— Я понимаю твою точку зрения… понимаю… просто я с ней не согласен, — процитировал Мец сенсея.

— Что? Ты бы на моём месте сдал? — непонимающе и взволнованно спросил мужчина.

Сын поднял брови.

— А я и сдал. Более того, я бился бок о бок с Лешей. В «Сметане». И в больничке тоже. Я теперь герой. Не революционер, а секретный сотрудник. Не преступник-самоучка, а первокурсник УСиМ.

Мец запихнул руку в карман, вытащил оттуда довольно толстую стопку злотых и небрежно плюхнул её на стол.

— И в твоих услугах, как кормильца, семья Праведных больше не нуждается.

Мужчину разом пробил озноб и прошиб пот. Он не мог отвести взгляда от денег. Словно бы они значили куда больше, чем тот факт, что за опасным и мешающим наслаждаться жизнью сынком не приедут люди в форме, не скрутят его и не уведут.

— Сказать нечего, да? — со всё той же улыбкой спросил молодой человек. — Я понимаю. Понимаю. Впрочем, я могу угадать твои мысли. Не стоит беспокоиться: я тебя не убью.

Отец расслабился.

Зря. Ой, как зря.

Впрочем, именно этого Мецу и хотелось больше всего.

— Я поступлю с тобой также, как поступил в своё время с матушкой ты. Я выставлю тебя из дома беспомощным, оставив тебе то, что ты любишь больше всего. Но я не совершу твоей ошибки: я не пущу тебя обратно, как бы сильно ты не плакал.

— Что? — не понял собеседник.

А в следующую секунду ему стало не до вопросов. Ведь сынок не просто так положил руку на плечо. С этой позиции было легко совершить захват.

Мец не стал чересчур зверствовать. Он повредил родителю локоть и ударом пятки раскрошил стопу, а затем потащил подвывающую и стонущую, не способную даже связно материться тушу на выход.

Молодой человек не стал напрягаться и выкидывать отца именно что на улицу. Бросил прямо на лестничной клетке в метре от входа в квартиру. А затем ушёл, закрыв за собой дверь, но вернулся вновь спустя секунд сорок-пятьдесят.

— Я же обещал оставить тебе то, что ты больше всего любишь. Свои обещания я привык держать.

Одна за другой рядом с ошалевшим мужчиной о бетон звякали донышками бутылки. Три с пивом, не считая початой, и одна — с бехеровкой. Уж больно уважал отец этот травяной ликёр. Употреблял лишь по особым случаям, в отличие от других видов алкоголя.

Что ж… потеря семьи и дома вполне могла считаться особым случаем.

— Стой! — сумел собраться мужчина. — Стой!

Мец уже собирался закрыть дверь, но, всё же, внял просьбе и остановился.

— Тут холодно… дай мне хоть одежду… я же в домашнем…

Молодой человек пожал плечами.

— С чего бы вдруг? Ты матушке уличной одежды не давал. Как сейчас помню, что обувь она успела покидать нам за дверь, а сама так и выскочила в одном домашнем тапке.

— Так не зима ж была!

Мец поднял бровь.

— Правда? Ты уверен?

— Да!

Молодой человек молчал. Разве что постарался поднять бровь ещё выше.

— Да, точно! — повторил отец.

— Точно?

Мужчина осёкся. Он опустил голову. Но вряд ли потому, что винился. А потому что не мог придумать новых аргументов. И потому, что ему сейчас было очень больно, и не орал он от этой боли лишь потому, что раненную ногу удачно отставил в сторону, а больную руку аккуратно укачивал здоровой.

Мец закрыл дверь.

Занятно. Папенька даже не помнил. А ведь тогда и правда была не зима.

Тогда была осень.

Бонус. Антарктидянка

1.

У кассы стояли две девушки. Они были похожи друг на друга, как домашние работы отличницы и носящего за ней в школу портфель двоечника. Обе высокие, стройные, с длинными чёрными шелковистыми волосами и манящими глазами цвета изумруда.

Не было в их внешности ни единого элемента, который можно было бы упрекнуть в том, что он не даёт возможности понять окружающим, насколько благородными дамами являются эти красавицы. Черты лица, кожа, линия губ — всё это не столько случайный выигрыш в генетической лотерее, сколько произведение искусства, родившееся под пальцами талантливого некромага с идеальным вкусом.

Дополняли вышеуказанное наряды. Ярко-красный и небесно-голубой. Больше напоминающие сценические костюмы, чем нечто, в чём мог додуматься выйти на улицу обыватель, пусть даже невероятно богатый.

Облик девушек находился на той самой грани, за которой заканчивается стремление к совершенству и начинается безвкусица. Но грань сию он не пересекал.

На фоне этих красавиц меркло всё.

Мерк безликий аэропорт, в котором южноафриканский колорит создавался исключительно повальной чернокожестью персонала, но не ощущался даже в рекламных плакатах и табличках, исправно дублирующих любые надписи на основных интернациональных языках.

Меркли снующие туда-сюда приезжие, уезжающие и провожающие. Обилие людей с белой и жёлтой кожей, стремящихся заработать на торговле и оказании услуг обитателям Антарктики наносило последний удар по жалким потугам данного места сохранить собственную уникальность.

Но бледнее всех рядом с красавицами смотрелся долговязый старик в огромных очках и в растянутой выцветшей футболке, что спрятав руки в карманах коричневых бридж пытался разгрызть разом две карамельки на палочках.

Но именно этот старик был единственным из присутствующих, кто имел право обращаться к девушкам максимально по-свойски.

— Да ладно тебе, Насть. Не видишь, что ли: перед тобой не человек сидит, а биоробот. Купи второй билет уже. У тебя что, денег мало? Так я могу накинуть. Мне будет даже приятно заплатить за девушку.

Красавица в красном, та, что стояла у кассы, прислонившись спиной к стене и скрестив руки, смерила собеседника недовольным взглядом.

— Это вопросъ принципа, Руфусъ, — ответила она. — Я не собираюсь сдаваться и позволять челяди диктовать мнѣ условія. Это просто унизительно!

Старик закатил глаза.

— Ты ведёшь себя, прямо как мелкая шляхта: у тех тоже самооценка настолько низкая, что их оскорбляет вообще всё на свете. Где твоё королевское достоинство? Купи второй билет.