Книга Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4 - Джеймс Клавелл

– А? Сардин?

– Это если я проголодаюсь. – Гаваллан был рад поговорить, это отвлекало его мысли от нависшей катастрофы. – У нас с Лиз есть общий друг, с которым мы познакомились много лет назад в Гонконге, парень по имени Марлоу, писатель. Он всегда возил с собой банку консервов, неприкосновенный запас на случай голода, а мы с Лиз вечно смеялись над его привычкой. Это стало своего рода символом, который напоминает нам, как нам на самом деле повезло.

– Питер Марлоу? Этот тот, который написал «Чанги», про японский лагерь для военнопленных в Сингапуре?

– Да. Ты его знаешь?

– Нет. Но эту книжку я читал, другие – нет, а эту читал. – Скраггер вдруг вспомнил про то, как сам воевал с японцами, а потом про Касиги и «Иран-Тода». Вчера вечером он обзвонил другие отели, отыскивая Касиги, и в конце концов выяснил, что тот поселился в «Интернешнл», и оставил ему записку, но Касиги ему пока не перезвонил. Наверное, сердится, что я его подвел, сказал он себе, потому что мы не смогли помочь ему с заводом. Черт меня побери! Кажется, что два года прошло после Бендер-Делама и «Иран-Тода», хотя прошла всего пара дней. Все равно, если бы не он, я до сих пор лежал бы прикованный наручниками к этой долбаной койке.

– Жаль, что не у всех у нас есть своя банка сардин, Энди, – сказал он. – Мы действительно забываем, как нам повезло, а? Посмотри, как нам повезло, что мы выбрались из Ленге живыми и невредимыми. А старина Дюк? Скоро будет опять здоров как бык. Доля дюйма, и он был бы мертв, а так – живой. То же самое Скот. А взять «Шамал»? Все ребята выбрались, и все пташки тоже. Эрикки в безопасности. С Маком все будет в порядке, погоди, сам увидишь! Дюбуа и Фаулер. Когда-нибудь случается и такое, но пока что не случилось, насколько нам известно, так что надежда остается. Том? Ну, он сам это для себя выбрал, и он сумеет выпутаться.

Рядом с ирано-турецкой границей. 07.59. Примерно в тысяче километров севернее Азадэ прикрывала ладонью глаза от лучей восходящего солнца. Она заметила, как что-то сверкнуло в долине внизу. Что это, ствол ружья блеснул или лошадиная сбруя? Она положила винтовку на колени, взяла бинокль. Позади нее Эрикки спал глубоким сном, вытянувшись на одеялах в открытом пассажирском отсеке 212-го. Лицо его было бледным, поскольку он потерял много крови, но она полагала, что с ним все будет в порядке. В бинокль она не увидела никакого движения. Местность внизу, поросшая редкими деревьями, зимой оказывалась отрезанной снегами от остального мира. Пустынная. Ни поселений, ни дыма. День был ясным, но холодным; небо – безоблачным, ветер за ночь поутих. Она не торопясь осмотрела долину. В нескольких милях от них она увидела деревню, которую не заметила раньше.

212-й стоял на каменистом плато в суровой горной местности. Вчера ночью, после побега из дворца, Эрикки заблудился, потому что пуля разбила несколько датчиков на приборной доске. Боясь израсходовать весь запас топлива и не в состоянии управлять вертолетом и одновременно с этим остановить кровотечение из раны на предплечье, он решил рискнуть и сел, чтобы дождаться утра. Оказавшись на земле, он достал ковер из кабины и развернул его. Азадэ все еще спала. Он как мог перевязал себе рану, потом опять завернул ее в ковер, чтобы ей было теплее, достал из вертолета винтовку и прислонился к шасси, охраняя ее сон. Но как он ни старался, глаза закрывались сами собой.

Он проснулся внезапно. Небо на востоке слегка порозовело. Азадэ все еще лежала, завернутая в ковер, но теперь пристально смотрела на него оттуда.

– Итак, ты похитил меня! – Тут ее притворная холодность исчезла, и она выбралась из ковра и бросилась в его объятия, целуя и благодаря за такое мудрое решение дилеммы для них троих, произнеся речь, которую подготовила, проснувшись: – Я знаю, что жена мало что может сделать против мужа, Эрикки, почти что ничего. Даже в Иране, где люди цивилизованные, даже здесь жена является практически имуществом, и имам очень ясно обозначил ее обязанности. И в Коране, – добавила она, – в Коране и шариате ее обязанности изложены ох как четко. Я также знаю, что вышла замуж за неверного, и я открыто клянусь, что буду пробовать бежать не реже одного раза в день, чтобы попытаться вернуться и выполнить свою клятву, и хотя я буду испытывать смертельный страх и знать, что каждый раз ты все равно будешь меня ловить и держать меня без денег или бить меня и мне придется выполнять все, что ты мне прикажешь, я буду делать это. – В ее глазах стояли слезы радости. – Спасибо тебе, мой милый, я так боялась…

– А ты бы сделала это? Отреклась от своего Бога?

– Эрикки, о, как я молилась, чтобы Аллах направил тебя.

– Так да или нет?

– Теперь ведь не надо даже думать о немыслимом, не так ли, моя любовь?

– А, – произнес он, сообразив. – Так ты, стало быть, знала? Ты знала, что именно это я и сделаю!

– Я знаю только, что я твоя жена, я люблю тебя и должна слушаться тебя, ты увез меня без моей помощи и против моей воли. Нам больше нет нужды об этом говорить. Прошу тебя.

Он, прищурившись, смотрел на нее сонными глазами, плохо соображая, и не мог понять, как она могла выглядеть такой сильной и с такой легкостью стряхнуть с себя одурманивающее действие снотворного. Сон!

– Азадэ, я должен поспать нормально один час. Извини. Час, или около того, сна мне необходим. Здесь мы должны быть в достаточной безопасности. Ты покараулишь? Думаю, ничего страшного не должно случиться.

– Где мы?

– Все еще в Иране, где-то недалеко от границы. – Он оставил ей заряженную М16, зная, что она хорошо умеет из нее стрелять. – Одна из пуль попала в мой компас.

Она увидела, как он пошатнулся, направляясь к пассажирскому отсеку, набрал там каких-то одеял и лег. Он уснул мгновенно. Ожидая восхода солнца, она думала об их будущем и о прошлом. Остается еще решить проблему Джонни. Больше ничего. Какая странная штука жизнь. Я думала, я тысячу раз закричу, пока лежала замотанной в этот мерзкий ковер, притворяясь, что не могу проснуться. Словно я могла быть настолько глупа, чтобы накачаться снотворным, когда мне, может быть, пришлось бы помогать ему защищаться! Так легко обвести вокруг пальца Мину, и моего дорогого Эрикки, и даже Хакима, уже не моего дорогого: «…ее вечный дух важнее, чем ее бренное тело!» Он бы убил меня. Меня! Свою любимую сестру! Но я перехитрила его.

Она была очень довольна собой и Айшой, которая шепотом рассказала ей о тайных местах для подслушивания, так что, когда она в гневе покинула комнату и оставила Хакима и Эрикки наедине, она поспешила туда, где смогла слышать все, что они говорили. О, Эрикки, я смертельно боялась, что вы с Хакимом не поверите, что я действительно нарушу свою клятву, и так переживала, что подсказки, которые я раскладывала перед тобой весь вечер, не сложатся для тебя в твой идеальный план. Но ты оказался на шаг впереди меня – ты даже подготовил вертолет. О, какой ты умный, какая я умная, какие умные мы оба. Я даже позаботилась о том, чтобы ты захватил мою сумочку и мешочек с украшениями, отнятыми у Наджуд, которые я выклянчила у Хакима, и поэтому мы теперь не только в безопасности, но и богаты, если только нам удастся выбраться из этой забытой Богом страны.