Книга Шаман - Ной Гордон

Сноходец обладал природным чутьем преуспевающего баптистского священника, поэтому ночью он собрал всех жителей и предложил как-то отблагодарить гостей. Тут же разожгли праздничный костер, чтобы осветить поляну, на которой устроились прямо на земле жители города.

Шаман сидел справа от Сноходца. Маленький Волк расположился между Шаманом и Рэйчел, чтобы переводить им все, что потребуется. Шаман заметил, что Чарли подсел к стройной улыбающейся женщине, которая, как рассказал им Маленький Волк, осталась вдовой с двумя маленькими сыновьями.

Сноходец попросил доктора Коула рассказать им об их шамане, Маква-икве.

Шаман отлично понимал, что каждый из присутствующих здесь совершенно точно знает о сражении у реки Бэд-Экс больше, чем он. Но он начал свой рассказ среди огней костров с описания тех событий, которые произошли в том месте, где встречаются река Бэд-Экс и великая Миссисипи. Он рассказал о том, что среди павших тогда были мужчина, которого звали Зеленый Бизон, имя это Сноходец перевел окружающим как Аштибугва-гупичи, и женщина по имени Союз Рек, Матапья. Он рассказал, как их десятилетняя дочь, Нишври Кекави, Два Неба, вынесла своего маленького брата из-под огня сил Соединенных Штатов и поплыла вниз по Масесибови, держа в зубах мягкую кожу на шее брата, чтобы тот не захлебнулся.

Шаман рассказал, как девочка по имени Нишври Кекави нашла свою сестру, Высокую Женщину, и они вместе прятались в кустарнике, как испуганные лани, пока их не нашли солдаты. Один из них забрал истекающего кровью ребенка, и больше сестры его никогда не видели.

Он рассказал им, что двух девочек из племени сауков отдали в христианскую школу в Висконсине, и что Высокая Женщина понесла от одного миссионера, и что в последний раз ее видели в 1832 году, когда ее взяли служанкой белые хозяева одной фермы недалеко от форта Кроуфорд. А девочка по имени Два Неба сбежала из школы и добралась до Профетстауна, где она встретилась с шаманом по имени Белое Облако, Вабокишик, который взял ее в свой вигвам и дал ей новое имя — Маква-иква, Женщина-Медведь.

Маква-иква стала шаманом своего народа. Ее изнасиловали и убили трое белых мужчин в штате Иллинойс в 1851 году.

Лица людей были печальны, но никто не плакал. Они привыкли уже к ужасным историям о тех, кого любили.

Они стали передавать шаманский барабан из рук в руки по кругу, пока не подошла очередь Сноходца. Конечно, это был не тот барабан Маква-иквы, который пропал после того, как сауки уехали из Иллинойса, но он был очень на него похож. Вместе с барабаном индейцы передавали одну палочку, и теперь Сноходец поставил перед собой барабан и начал петь и бить в него, повторяя все время четыре быстрых ритмичных удара.

Не-нье-ма-та-ва,

Не-нье-ма-та-ва,

Не-нье-ма-та-ва,

Ке-та-ко-ко-на-на.

Я ударяю четыре раза,

Я ударяю четыре раза,

Я ударяю четыре раза,

Я ударяю в наш барабан четыре раза.

Шаман осмотрелся по сторонам и увидел, что люди поют вместе со знахарем; многие взяли в каждую руку по калебасу и трясли ими в ритм музыки. Шаман вспомнил, как сам вот так тряс в детстве коробкой из-под сигар, наполненной кусочками мрамора.

Ке-те-ма-га-йо-се лье-я-я-ни,

Ке-те-ма-га-йо-се лье-я-я-ни,

Ме-то-че-не — ни-о лье-я-я-ни,

Ке-те-ма-га-йо-се лье-я-я-ни.

Приди и благослови нас,

Приди и благослови нас,

Приди и благослови свой народ,

Приди и благослови нас.

Шаман наклонился и приложил ладонь к кожаной стенке шаманского барабана. Когда Сноходец бил в него, доктор чувствовал, как под его пальцами гремит настоящий гром. Он вновь посмотрел на губы Сноходца и с удовольствием узнал песню, которую тот пел — это была песня Маква-иквы.

…Ви-а-я-ни,

ни-на не-ги-се ке-ви-то-се-ме-не ни-на.

…куда бы ты ни отправился,

сын мой, я пойду за тобой.

Кто-то принес еще дров и подбросил их в костер, из которого тут же взвился в черное небо столб ярких искр. Из-за ослепительного света костра и теплой ночи у Шамана закружилась голова, а перед глазами заплясали огоньки. Он поискал взглядом жену, а найдя ее, решил, что ее матушка была бы не слишком довольна тем, как сейчас выглядела ее дочь. Рэйчел сидела с непокрытой головой, ее волосы были растрепаны, лицо блестело от пота, а глаза светились радостью. Она никогда еще не казалась ему более женственной, прекрасной и желанной. Он поймал ее взгляд и улыбнулся, когда она выглянула из-за плеча Маленького Волка, чтобы муж смог лучше разглядеть ее лицо. Ее голос наверняка утонул в бое барабана, но Шаман легко прочел все по ее губам. Даже бизон был бы меньшим чудом!

На следующее утро Шаман осторожно выскользнул из хижины, постаравшись не разбудить жену, чтобы искупаться в речке, пока ласточки стремительно летали над водой и ловили насекомых, а крошечные птенчики неуклюже порхали у его ног.

Солнце уже встало. На улице зазвучали детские крики и смех. Шаман шел по городку и видел то тут, то там босоногих женщин и мужчин, которые высаживали что-то в огородах, радуясь утренней прохладе. На краю поселения он столкнулся со Сноходцем и остановился поговорить с ним. Их непринужденная беседа необычайно походила на встречу двух местных сквайров во время утреннего осмотра своих владений.

Сноходец спросил его о похоронах и могиле Маква-иквы. Шаман чувствовал себя неловко, отвечая на такие вопросы.

— Я был еще мальчишкой, когда она умерла. Помню все не очень хорошо, — объяснил он.

Однако благодаря отцовскому дневнику он смог припомнить, что могилу Маквы рыли на рассвете, а похоронили ее где-то в полдень; тело женщины завернули в новую чистую простыню. Ногами тело повернули на запад. Вместе с ней в могилу положили хвост буйвола.

Сноходец одобрительно кивнул.

— А что находится в десяти шагах к северо-западу от ее могилы?

Шаман непонимающе взглянул на него:

— Я не помню. Не знаю.

Знахарь о чем-то крепко задумался, но потом рассказал, что тот старик из Миссури, которого можно было считать шаманом, рассказал ему об их традиции захоронения. Он объяснил, что в десяти шагах к северо-западу от места захоронения шамана должны жить ватавиномы, злые духи. Один из них всегда бодрствует, в то время как три остальных спят. По словам Сноходца, они не могут навредить Маква-икве, но если их оттуда не прогнать, они не дадут ей помогать тем живым, кто попросит ее о помощи.

Шаман тяжело вздохнул. Возможно, если бы его воспитывали в языческой вере, он бы смог проявить большую терпимость. Но сегодня всю ночь он беспокоился о тех пациентах, кому не успел помочь. Поэтому теперь он хотел поскорее закончить с прививками, чтобы успеть пораньше отправиться в путь и остановиться на ночь в той бухте, где они разбивали лагерь накануне.