Книга Емельян Пугачев. Книга 1 - Вячеслав Шишков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пугачев с Дружининым забились на нары, легли бок о бок, долго лежали молча.
— Вот и нам будет то же. Видал? — начал Дружинин.
— Я те сказывал, нужно в побег нам, — ответил Пугачев. — Как погонят нас на Арское поле на работы, да коли караул будет невелик, в лодку сядем, да и были таковы. Ведь теперя вода-то полая, попрет…
— На лодке несподручно, не враз ее сыщешь, а надо сухопутьем. Я лошадь куплю, только куда тронемся?
— Об этом не пекись… — успокоил Пугачев. — На Яик можно, либо на Иргиз. Лишь бы выбраться.
Утром пришел восемнадцатилетний сын Дружинина — Филимон, принес отцу съестного. Отведя парня в сторону, отец велел ему всенепременно купить лошадь и телегу: «мы с дружком бежать надумали». Сын стал отказываться, стал уговаривать отца эту затею бросить: «а то словят — смертию казнят».
— Я тебя страшной клятвой прокляну! — перекосив рот, замахнулся на парня Дружинин.
Сын заплакал, покашлял в кулак, сказал:
— Ладно, тятенька. Сполню.
Чрез два дня подвода была готова. Был готов к побегу и караульный солдат Григорий Мищенко. Он уважал Пугачева, верил ему и на его предложение бежать ответил радостным согласием.
29 мая, в восемь часов утра, Пугачев с Дружининым направились к караульному офицеру.
— Ваше благородие, — сказал Дружинин, низко кланяясь. — Отпустите нас за милостыней к соборному протопопу отцу Ивану Ефремову, он мне родня.
Офицер, вполне доверяя Пугачеву и Дружинину, отпустил их, а в конвой к ним назначил солдата Рыбакова и пожелавшего сопровождать их солдата Мищенко. У Пугачева кровь бросилась в голову: все идет не надо лучше.
Офицер строжайше наказал солдатам:
— Далее попа никуда с колодниками не ходить, чрез полчаса быть обратно на тюремном дворе.
Войдя в поповский дом, Дружинин облобызался с тучным протопопом, вынул денег и попросил соборного дьячка, любившего выпить, сбегать за вином, пивом и медом. Выпивали наспех, без закуски, залпом. Впрочем, сами пить весьма береглись, а накачивали вдосыт солдата Рыбакова, не знавшего о побеге. Солдат быстро охмелел, по губам слюни, стал стучать кулаком в стол, мямлить потолстевшим языком:
— Ну-н-ну… Собирайтесь поскореича… Пора, эй, вы!
Ему дали еще стакан водки, смешанной с пивом. Он выпил, крякнул, вытаращил глаза и запел песню. Его подхватили под руки и повели. У церкви стояла запряженная кибитка. На облучке сидел парень Филимон Дружинин.
Чтоб обмануть солдата Рыбакова, отец Дружинин крикнул:
— Эй, ямщик! Что возьмешь до Кремля доставить нас?
— Пятак, — ответил Филимон.
— Больно дорожишься, — сказал Пугачев. — Ну да ладно уж… Пользуйся.
Пугачев с Дружининым сначала впихнули в кибитку пьяного солдата Рыбакова, затем залезли сами с солдатом Мищенко, закрылись рогожей. Парень Филимон пришпандорил коня кнутом, кибитка понеслась. Рыбаков сразу же заснул. А когда отъехали от Казани верст десять, он очнулся, ткнул Пугачева в бок, пробормотал:
— И чегой-то столь долго едем?.. Слышь…
— Да вот, брат, — смеясь, ответил Пугачев. — Кривой дорогой везут.
Стой! Приехали… Вот и Кремль. А ну, вылазь, служивый.
Он столкнул Рыбакова на дорогу, свистнул по-разбойничьи, и кибитка, утонув в пыли, умчалась. А пьяный Рыбаков, ничего не соображая, кой-как добрел до дворцового села Царицына и упал под забор в крапиву возле управительского дома.
Губернатору Якову Ларионовичу фон Бранту было доложено об утеклецах лишь на пятый день побега.
Старик-губернатор, слушая доклад секретаря, хотел рассвирепеть, но, щадя свое неважное здоровье, передумал. Он лишь с укоризной покачал головой, почмокал губами.
— Ах, господа… Вы меня без ножичка зарезаете… Ну что я отвечу генерал-прокурору Сената? Вот не угодно ли? — и губернатор старческой рукой с синими склеротическими жилами сунул секретарю столичное письмо, где сообщалось высочайшее повеление от 6 мая — «наказать Пугачева плетьми и сослать в Пелым». — Это письмо из Санкт-Петербурга двадцать пять дней тащилось. Вот это поспешение! Ну-с. Кого я накажу плетьми, кого в Пелым сошлю? Вы говорите, оный беглец бежал? Молодец… Ах, какой молодец! А ежели он бежал, надо его скоренько поймать… Поймать, поймать негодяев! — вспылил фон Брант, но, услыхав свой резкий, опасный для здоровья выкрик, тотчас пресек себя и отхлебнул брусничной воды со льдом.
Началась удивительная по своей российской медлительности розыскная канитель. Впрочем, фон Брант тотчас приказал сообщить во все свои уезды о побеге, а в иргизских селениях предписал вести поиски утеклецов с особым тщанием, ибо «живущие на Иргизах раскольники бесстрашно всяких бродяг к себе приемлют». Однако двухнедельные поиски ни к чему не привели.
Раздосадованный губернатор с прискорбием сообщил в Питер генерал-прокурору Сената князю Вяземскому, что высочайшее повеление о телесном наказании Пугачева и ссылке его в Пелым «не учинено, ибо предуказанный Емельян Пугачев за три дня до получения вашего сиятельства письма, с часовым, бывшим при нем солдатом, бежал». Это губернаторское письмо тащилось до Петербурга ровно сорок семь суток и лишь 13 августа в двенадцать часов ночи было срочно доложено вице-президенту Военной коллегии графу Захару Чернышеву.
Петербург — не Казань, Петербург сразу оценил, что за птица Пугачев.
Поскакали курьеры на Дон, в Оренбург, в Казань с непреклонным приказом ловить предерзостного Емельку Пугачева, ловить, ловить!
Избавитель нашелся
1
В тот самый день, когда граф Чернышев подписывал в Питере указ оренбургскому губернатору и грамоту Войску Донскому о поимке Пугачева, то есть 14 августа 1773 года, Емельян Пугачев, весело на обе стороны поплевывая и подмурлыкивая песню, подъехал на своей собственной лошадке к знакомому ему Таловому умету. Хозяин умета Степан Оболяев, увидя гостя, радостно закричал:
— Ах, живая душа на костылях! Где запропастился, откудов тебя, еремина курица, бог принес? Более полугода не видались.
— Да так, брат… Шатался кой-где по белу свету, — уклончиво ответил Пугачев и спросил:
— А что, брат, Степан Максимыч, меня не шукали здесь? А как Денис Пьянов казак, жив ли?
— Про тебя, еремина курица, слава богу, не чутко, — ответил хозяин. — А вот Пьянов где-то бегает. На Яике комендант полковник Симонов проведал, быдто бы Пьянов подбивал казаков на Кубань втекать, а тебя будто в атаманы, еремина курица… А ну, пойдем в избу, арбузов отведаем, поспели… Ныне, еремина курица, бог уродил арбузов-то… — Хитрый, неглупый уметчик отлично знал, что Пугачев сидел по поклепному делу в казанском остроге, но, не слыша от него об этом ни слова, счел нужным не огорчать своего гостя расспросами.
Пугачев прожил в Таловом умете с неделю. Он жадно искал встречи с казаками, поэтому с утра до ночи проводил время в степи, благо погода была хорошая, стрелял сайгаков.