Книга Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - Брайан Д'Амато

А ведь схватка между маленькими противниками была столь короткой, что я не успевал следить за ее ходом. Но Кох запомнила весь сложный путь, проделанный обезьянкой и многоножкой, до последней детали. Она обозначила его вешками, используя камушки различных размеров в точках разных событий, положила плоский овальный череп в ячейку, где многоножка нанесла первый удар, и почти идеальную сферу в то место, где та испустила дух. Я за всю свою жизнь не сталкивался с таким умственным подвигом, хотя и повидал их немало. Для меня же на восемьдесят процентов случившееся было сплошным туманом. Уверен, Кох могла бы посмотреть десятиминутный ролик бильярдного матча, а потом воспроизвести все в мельчайших подробностях.

Наконец Кох пять раз постучала по доске и высыпала на нее маленькие камушки из мешочка. Все они отличались друг от друга. Каждый символизировал собой планету или крупную звезду. Некоторые были уплощенными, как леденцы. Она отобрала те, которые в настоящее время сияли в небесах, а остальные засунула обратно. Затем госпожа выложила на доске звездное небо, на сей раз немного иначе: Последний Владыка Ночи склонялся к западу, а Пожиратель Солнца, то есть Венера, находился на востоке. Луну представлял ровный сфероид из гидрофана — водяного опала. В Европе в Средние века его называли «глаз мира».

Кох заговорила:

И вот я приветствую пещеру мертвых в черной стороне,

И вот я приветствую пещеру тех, кто дышит, в желтой стороне,

И вот я приветствую пещеру нерожденных в красной стороне,

И вот я приветствую пещеру тех, кого не будет никогда, в белой стороне,

Я разбрасываю желтые и черные семена,

Я разбрасываю белые и красные черепа,

А это твой собственный сине-зеленый череп, твой тезка.

И теперь мы пойдем вперед.

Она вытащила зеленый камень и бросила его на доску, прошла на запад, потом на восток и назад на перекресток, мимо Крокодилова Дерева, мимо Четырехсот Мальчиков, то есть Плеяд, и вдоль длинной белой дороги Змеиного желудка, мимо очагов, то есть пояса Ориона, потом на юг к Сириусу и Мирцаму, тому, что зовется Вторым Владыкой Ночи. Кох оставляла за собой след камней в складках времени. Двигалась она быстро, но я следовал за ней без труда. И хотя мозг Чакала не имел игровой практики, я прекрасно использовал опыт Джеда и легко находил решения тех проблем, с которыми не мог справиться в прошлом. И дело было не в том, что я мыслил более ясно. Тут помогало влияние тополитического порошка. Не то чтобы я отправился в полет в пространстве, а скорее пространство сжалось, уместившись на моей ладони, и если я его слегка поворачивал, то оказывался где угодно… Точнее, мир стал колодой карт, и ты мог соединить удаленные друг от друга места, перемешав эти карты, например — перенести Цейлон в центр Оклахомы или вылить Тройную туманность в эту пещеру.

Кох положила девять белых камней на доску и начала преследовать бегунок. Он вышел на солнце через девять дней, в день затмения. Она сказала, что там есть слабый серый запах, и еще я узнал: в этот день для меня есть к’ии. Это слово означало уловку или стратегию, способ развернуть события к моей выгоде. К’ии имело имя, состоящее из двух частей: чаат ха аначан.

Первое слово, «чаат», означало северо-западный ветер (иногда просто ветер), сухой и горячий, соотносившийся с черным цветом. Под вторым словом «аначан» понимали город усопших, небольшой город мертвых на мексиканский манер. Мы на нашем долгом пути от Сан-Мартина миновали сотни таких мест. Но все остальное, по словам Кох, покрывал густой туман и она больше ничего не видела ясно.

Ветер на кладбище, подумал я. Гм.

Пять солнц, четырнадцать солнц и тридцать солнц,

Пятьдесят пять солнц, девяносто одно солнце, сто солнц…

Сделав двадцать размещений, Кох вернулась к первому и продолжила — так альпинист-одиночка сначала закрепляет страховку, а потом ползет вверх, забивает новый костыль и спускается, чтобы вытащить предыдущий. Я думал, что госпожа будет передвигать фигуры на дальней половине поля с помощью щипцов, но она просто наклонилась вперед. В поле моего зрения попал вырез, частично обнажающий ее грудь. Ммм. Есть вещи, которые неизменны. Я бы не возражал против еще одного «Поцелуя женщины-паука».[683]Может быть, это сочетание темного и светлого действовало возбуждающе. А что с ней было не так? Может, все дело в гиперпигментации? При гормональной несбалансированности вырабатывается избыточный меланин. Или это все же было витилиго. Меланодермия? Болезнь Аддисона? Синдром перегрузки железом? Стенокардия? Пигментная ксеродерма? Игра с нулевой суммой…[684]

— Нулевые солнца, — сказала Кох.

Она вышла на дату, которая соответствовала точке, где была убита обезьянка. Но госпожа не остановилась. Напротив, она без колебаний продолжала и дальше размещать камни, словно многоножка продолжала преследовать обезьянку в обрушившихся измерениях Калуцы — Клейна.[685]Некоторые из ячеек быстро заполнились камушками. Если бы в игре участвовали один-два бегунка, то я смог бы следить за происходящим. Однако каждый дополнительный бегунок многократно увеличивал сложность. Девятичерепная игра труднее восьмичерепной не на один камень. И даже не в девять раз. А в 9 раз, то есть в 9×8×7×6×5×4×3×2, или в 362 880 раз.

— Четырнадцать, пятьдесят один, сто пятьдесят четыре, двести сорок пять, — прошептала Кох.

Она прочитала вперед, потом назад. Она считала по порядку, потом задом наперед вплоть до 5 Кабана 15 Чена, 8.14.17.7.17 — даты, когда, согласно Кодексу, погиб А’К’аакан, то есть Эль-Мирадор, — а потом развернулась и продолжила в направлении будущего, продвинувшись вперед на триста девяносто четыре дня к кромке красного квадранта и дате основания Иша. Необычной казалась извилистая конфигурация пути, по которому она прошла, — он петлял туда-сюда, от точки до точки, словно роза Маурера,[686]повторялся в разных масштабах, расширялся, описывая все более и более тупые углы… но конфигурация его оставалась неизменной, он словно свободно разрезал на дольки грибообразное облако в том, что касалось следствий, а когда речь заходила о причинах, упирался, словно нож в персиковую косточку.

— Когда мы попадем в место и солнце, которые мне незнакомы, — произнесла Кох, — я сообщу тебе о том, что там прочту, а ты скажешь их названия.