Книга «Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Наконец подоспел Иохансен с веревкой, и мы, накинув на шею нашей добычи скользящую петлю, стали тянуть медведя. Но эта задача превышала наши силы. Сколько мы ни старались, только и удавалось, что обломать лед под животным. Отказаться от добычи тоже было жаль – медведь был огромный и с виду необычайно жирный. Тащить его до кромки более прочного льда казалось делом слишком хлопотливым. Выход нашли, прорубив узкую щель в молодом льду; в эту щель пропустили веревку. С ее помощью тушу медведя протащили подо льдом к большой старой льдине, лежавшей поблизости. В льдине пробили большое отверстие и вытянули медведя наверх. Немало прошло времени, пока содрали с него шкуру и разрубили тушу на части. Тяжело нагруженные добычей, уже поздно вечером направились мы к своей берлоге.

У берега, где на одной из куч моржового мяса и сала лежали наши каяки, Иохансен вдруг шепнул мне: «Поглядите-ка!» Я повернул голову – на куче стояли три медведя и отдирали куски мерзлого сала. Это была медведица с двумя медвежатами. «Фу ты! – сказал я. – Опять возиться с медведями!» Я, по правде говоря, устал и мечтал больше о спальном мешке и хорошей мясной похлебке. Мы, однако, поторопились выхватить ружья и осторожно стали подходить к медведям, но те заметили нас и пустились наутек по льду. Не оставалось ничего другого, как посмотреть им вслед с чувством искренней благодарности.

Немного попозже, когда я был занят нарезкой мяса, а Иохансен ходил за водой, вдруг послышался его свист. Я взглянул вверх. Он указывал на лед, там под покровом сумерек возвращались назад три медведя: куча сала притягивала их как магнитом. Я притаился за камнями у самой кучи. Медведи шли прямо к ней, не оглядываясь по сторонам. Когда они поравнялись со мной, я прицелился в медведицу, насколько это было возможно в темноте, и выстрелил. Медведица взревела, хватила себя зубами за бок, и все трое пустились бежать по льду. Мать скоро упала.

Медвежата стояли возле нее, удивленные и приунывшие, но как только мы подошли, они обратились в бегство, и не было никакой возможности подойти к ним на расстояние выстрела. Они все время держались на почтительном расстоянии, следя за нами, пока мы тащили мертвую медведицу на берег и сдирали с нее шкуру. Утром, когда мы вышли из своей берлоги, они стояли, обнюхивая шкуру и мясо матери, но заметили нас прежде, чем мы успели подойти к ним на выстрел, и снова удрали. Оказалось, что они оставались здесь всю ночь и выели желудок своей матери – в нем было несколько кусков сала. После обеда медвежата приходили опять, и на этот раз нам не удалось взять их на прицел.

На следующее утро (в субботу 28 сентября), выбравшись из нашей берлоги, мы увидели большого медведя, спавшего на куче сала. Иохансен под прикрытием камней подполз к нему вплотную. Медведь все же услышал шорох, поднял голову и огляделся. В это самое мгновение раздался выстрел Иохансена. Пуля прошла сквозь глотку медведя несколько ниже черепной коробки.

Медведь медленно поднялся с кучи, презрительно поглядел на Иохансена и, немножко подумав, стал как ни в чем не бывало крупными шагами удаляться. Немедленно он получил от каждого из нас еще по одной пуле и упал на тонкий лед. Он так наелся, что сало, ворвань и вода потекли из его пасти. Лед постепенно поддавался под его тяжестью, и вскоре медведь оказался как бы в большой чаше. Мы поспешили вытащить его на берег, прежде чем лед под ним подломился.

Это был один из самых крупных медведей, когда-либо виденных мной, но вместе с тем и один из самых тощих; ни следа жира не было ни под кожей, ни между кишками. Он, очевидно, давно постился, и у него, должно быть, разыгрался аппетит: он уплел огромное количество нашего моржового сала. Ну и похозяйничал же он! Прежде всего он сбросил один из каяков, потом раскидал во все стороны сало, выгрыз почти из всех кусков лучший жир, снова собрал куски сала уже в другое место и, насытившись, наконец улегся спать на эту кучу, видимо, чтобы она была у него под боком, когда он проснется.

Прежде чем заняться кучей сала, медведь этот совершил другое злодеяние, которое мы открыли позже: он прикончил обоих бродивших поблизости медвежат. Мы нашли их неподалеку с проломленными черепами и совершенно окоченелых. По следам видно было, как медведь гнался за ними по молодому льду, сперва за одним, потом за другим, притащил их на берег и, положив там, больше не трогал. Не понимаю, что за удовольствие было ему убивать их. Пожалуй, он счел их претендентами на найденную поживу. Или, быть может, это был старый брюзга, не терпевший молодежи? «Ну, теперь я добился полной тишины и покоя», – сказал этот разбойник, разгромив все кругом.

Зимними запасами мы теперь были обеспечены.

Глава десятая. В зимнем логове

Наконец вечером 28 сентября мы перебрались в нашу новую хижину. Но холодна же была первая ночь в ней! Дело все в том, что раньше мы спали вместе, в одном спальном мешке, и хотя он не был меховой, а сшитый из двух шерстяных одеял, нам было в нем довольно тепло. Но теперь мы почему-то решили, что нет больше нужды ложиться в «братский» мешок. Раз в хижине будут гореть жировые лампы, они ее хорошо нагреют и можно будет спать каждому на своей койке, укрывшись шерстяным одеялом. Поэтому мы распороли мешок.

Лампы наши были сделаны из листов нейзильбера; загнув края, мы наполнили их мелко нарубленным салом, а фитили свернули из бинтов, уцелевших в нашей аптечке. Горели они великолепно и отлично освещали хижину, в ней просто было уютно, но этого огня оказалось совсем недостаточно, чтобы согреть неплотно сложенную и насквозь продуваемую хижину. Всю ночь мы дрогли от холода. Казалось, что холоднее этой ночи еще никогда не было.

Зато на следующее утро завтрак показался отменно вкусным; чтобы немного согреться, мы влили в себя основательные порции кипящего медвежьего бульона. Затем поспешили устроиться по-новому: вдоль задней стены уложили широкие нарты, на которые можно было лечь вдвоем, рядом друг с другом, снова сшили мешок из одеял, под который подостлали медвежьи шкуры. Стало совсем превосходно – насколько вообще это было возможно при данных обстоятельствах.

С тех пор мы уже не пытались спать порознь. К сожалению, не удалось сколько-нибудь выровнять наше ложе: кроме угловатых острых камней, в нашем распоряжении теперь, когда все замерзло, никакого другого материала для нар не было; всю зиму мы во сне метались и вертелись, стараясь улечься хотя бы немного поудобнее среди этих острых углов. Но все старания были напрасны; ложе оставалось жестким; тело у нас постоянно ныло, и дело дошло до того, что на бедрах появились пролежни. И все же мы спали, да еще как крепко!

В одном углу хижины устроили небольшой очаг, на котором жарили и варили. В крыше над ним вырезали в моржовой шкуре круглое отверстие, а из медвежьей шкуры устроили заслонку. Вскоре, однако, выяснилась необходимость устроить трубу, чтобы ветер не гнал дым обратно в хижину, отчего в ней становилось нестерпимо чадно. Единственными строительными материалами были теперь лед и снег; из них воздвигли на крыше великолепную трубу, которая отлично исполняла свое назначение и давала хорошую тягу.