Книга Змей - Виталий Сертаков

Я кивнул. Из головы не шел тип с хвостом и памятью зэка Бурсенко.

– А какие есть предположения? Если наука научилась вызывать пробои искусственно, неужели хард не в состоянии расшифровать причину сбоя?..

– Господин Молин, мне шестьдесят семь лет, и в следующем году я, возможно, смогу претендовать на четвертый дан. Пятого при жизни мне не достичь, я отдаю себе отчет в собственных интеллектуальных возможностях… – Она вздохнула. Я не дал бы ей и сорока. – Это закрытая информация, могу лишь сказать, что в Глубине, в Диипе, над этой проблемой целенаправленно работают несколько Мудрых шестого и седьмого данов, с них сняты все прочие задачи. А содержание одного лишь мозга обходится государству дороже среднего космодрома. Им даны полномочия задействовать любые вирт-ресурсы. Независимо от стоимости. Теперь вы понимаете, какова степень опасности?

– Пожалуй… Я только не понимаю, зачем вы мне это рассказываете.

Она придвинулась, еле заметно, еще чуть ближе и положила мне руку на руку. Это всего лишь престарелая яйцеголовая лесбиянка, напомнил я себе.

– Вы верно заметили, господин Молин! – Доктор Караян сменила тон. – От нас обоих зависит, как долго ваша личность продержится в теле Снейка Антонио. Иногда возврат происходит даже без нашего участия, а иногда пансион бессилен… Для изоляции пробитых граждан в наше ведение переданы два карантинных терминала, психологи отрабатывают варианты адаптации… Упрощенно решение выглядит так. Долговременная память имеет произвольный и непроизвольный форматы, их интерференция неизбежна. При использовании соответствующей мнемотехники достаточно легко вернуть Молину практические профессиональные навыки Антонио… На случай затруднений я оставляю свои адреса в вашем харде.

В такси оба младших члена семьи закапали в нос. Изабель затих, свесив голову, а Чак накинулся на меня с вопросами. Кое-как я его успокоил, заявив, что госпожу Караян интересовали исключительно вопросы древней литературы. Скорее всего, он не поверил, но приставать не стал и погрузился в изучение бара. «Тайваньскую медузу» надлежало запить достойной дозой алкоголя.

Я прокручивал нашу милую беседу. Постарался расслабиться. Прослушал все еще раз, выделяя про себя акценты, нарочно сделанные доктором. По опыту известно, иногда детали всплывают с третьего раза, а она мне явно пыталась что-то сказать.

Изи с пакетом спиртного на полу, платье чуть ли не до головы задрано, смотреть противно… Чак завалился набок, выронив капсулу. До его дома нам оставалось семь минут, машина летела где-то в районе бывшего Ломоносова, справа поверхность залива, до горизонта, покрывали гидропонные фермы, слева тянулись купола кислородного завода. Жерла водозаборов пересекали дорогу через каждую сотню метров и спускались в Балтику, точно хоботы ненасытных слонов.

Когда я сложил догадки, картина выросла прелюбопытная… С гипнотической настойчивостью голубоглазая моложавая старушка вычерчивала рисунок вселенского кошмара, но прямо выразить мысль не хотела.

Медовым голосом комп предложил прослушать личное сообщение. Я отщелкнул гнездо на левом браслете – это мы уже освоили, – активировал носитель. Как и тайм-навигатор в левом глазу, браслет выполнял множество функций, от зажигалки до автозагара, но меня сейчас интересовала инфа.

«Подтвердите личный доступ». Я послушно ткнул пальцем в сетчатое окно на браслете, лучик лазера сам нашел сетчатку.

«Подтвердите специальный уровень доступа». Ого! Пароль голосом и одновременно двумя руками, по двум висящим в воздухе клавиатурам. На самом деле это были никакие не клавиатуры, скорее два шара, в которые погружались кончики пальцев.

«Контрольный вопрос: ваше настоящее имя?»

Секунды три я глотал воздух открытым ртом. Задать этот вопрос мог себе только я сам. Прекрасно, это лишь подтверждает иллюзорность происходящего… Я ввел ответ вручную. Секунду спустя визор заполнило объемное отражение скуластого лица Снейка, точно я приблизился вплотную к зеркалу.

«Хэй, Макс. Донт варри, джаст слушай и постарайся штекнуться! Это я, Снейк Ксения, и я втыкаюсь, кто ты. Если ты в моем харде, стало быть, пробой прошел хэппи и на календаре двадцатые числа декабря. Поюзай моим боди, так и быть… – Он игриво погрозил пальцем. – Лу-ук, не обижай Изабель, криэйторы – пиплы нервные. Теперь полный ахтунг, бой! Из респекта к пра-пра-дедушке я выполняю твой аск. У тебя времени в обрез. Мне стоило немало сил отправить себя в пансион Гаутамы. К счастью, Алла Караян любит охоту с моим участием, тебя выпустят на поруки… Йэп! Драйв в Брюссель, там найдешь банк «Альт-Националь», у них есть кое-что на имя Снейка Антонио. Они сбросили на хард эту инфу – «получить в декабре две тысячи триста девяносто девятого»… Но ресурс откроется только на тебя, во время пробоя. Других френдов с таким именем у меня нет, надеюсь, что я не ошибся… Гуд лак, бой! Если встретишь Кристмас в моем боди, подари Сержу Аркелофф парфюм от Роше, самый редкий, с океанической фермы, найдешь! Я не могу заранее, моллюск живет всего неделю… О прайсе не думай, ей будет в кайф, только Чаку ни слова! Кстати, если возникнут проблемы, обращайся к ней. Итс олл, би хэппи, долли!» Он помахал волосатой ручищей и исчез.

«По вашему запросу сообщение уничтожено».

Я стянул со взмокшего лба визор. Главное – не соскочить с катушек. Если на минутку, лишь в виде исключения, допустить, что я действительно нахожусь в будущем, то есть не я, а матрица моей памяти в мозгу Антонио, то… Но он заявил, что выполняет мою просьбу! Я никогда не оставлял просьб человеку, которого произведет на свет искусственная матка четыреста лет спустя… И до кучи – доктор Караян. Снейк убежден, что ему пошли навстречу из-за спортивных достижений, но тут тоже не все просто…

– Чак! – Я потряс его, бородатый болтался, словно кости выпали из суставов. – Чак, отведи меня на Мистерию!

4. Мистерия

Пока не выросла наша «тыква», семья Снейка ютилась в трехэтажном особняке старинного испанского покроя, с внутренним патио, фонтанами и раскидистыми алоэ вдоль садовых дорожек. От исторического прототипа дом отличался тем, что с нажатием кнопки, в течение получаса, полностью менял внутреннюю конфигурацию, мебель и цветовую гамму. Отсутствовало понятие несущей стены, можно было вообще убрать перегородки, превратить помещение в одну большую комнату, но при этом крыша удивительным образом держалась. Какое-то время я этим забавлялся, двигая спальни и уничтожая лестницы, потом надоело. Неизменными оставались картины Чака. Нет, эти полые геометрические фигуры на картины походили не слишком, но автор называл их именно так. Трапеции, кубы, цилиндры, в которых, внутри и снаружи, непрерывно перемещались цветные капли, создавая иллюзии – то бескрайней иссохшей пустыни, то водопада, то таинственной горной гряды. На фоне текущих пятен в глубине повисала главная сюжетная линия; здесь также могло встретиться что угодно, от группы танцующих детей до бегущего стада жирафов…

Я так понял, переезд стал необходимым из-за сужения ареала искусственного климата. Календарь рядом с термометром смотрелся бы гротескно: 23 декабря, плюс 20 по Цельсию, и это на широте Петербурга. Изабель тужился растолковать мне политику правительства в области погоды. Подобные вопросы решались прямым голосованием: если население города согласно платить бешеный налог за микроклимат – нет проблем. Поддержание субтропического оазиса обходилось с каждым годом все дороже, и многие северные мегаполисы ограничивались «отоплением» центра и жилых районов. Колоссальные средства в то же время уходили на поддержание холода в полярных областях. Под действием дыхания подводных плантаций ледники неумолимо таяли, но возвращение сельского хозяйства назад, на изгаженную сушу, представлялось еще более дорогим мероприятием. Кроме всего прочего, огромные массивы угодий, освоенных в двадцатом веке, прекратили существование, уступив дефицитную площадь промышленности.