Книга Культурная революция - Михаил Ефимович Швыдкой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, артистам эстрады много труднее, чем их коллегам в театре или в кинематографе. Эстрадные шоу – на сцене ли или на экране телевизора – требуют той энергии и динамики, которая легче дается молодым, когда скорость пения или танца способна заменить талант. Индустрия развлечений встроена в большую экономику, где ставка делается на энергичных и молодых, способных много зарабатывать и много покупать, где нужны сантименты только в виде восторга перед новой моделью яхты или автомашины. Когда читаешь объявления о приеме на работу, то становится совершенно ясно, что все они обращены не к тебе, шестидесятилетнему, что их должен отыскать кто-то другой – не старше сорока, а то и тридцати пяти. Молодежный стиль, победивший в моде, в массмедиа, в искусстве предполагает энергию, напор, спортивность и готовность юного пионера к любым испытаниям. Некую жизнеутверждающую простоту в отношениях с миром и его обитателями. Как известно, «нам нет преград на море и на суше». Только отчего охватывает чувство физкультурной бессмысленности и пустоты? «Приди, и я все упрощу!» – было такое объявление на 16-й полосе еще «Литературной газеты» советских лет. Пришли. Упростили. Научили давать простейшие, как мычание, ответы на самые сложные вопросы, утверждая, что по-другому в цивилизованном потребительском обществе жить невозможно. Но почему так притягивают, так завораживают восьмидесятилетний Шарль Азнавур или Цезария Эвора, которая вышла на мировые эстрадные подмостки уже изрядно пожившей женщиной? Почему так интересно сегодня слушать Иосифа Кобзона, который не стесняется прожитых лет?
Поймал себя на мысли, что рассуждения эти выглядят как старческое брюзжание, что сожаления об ушедших годах перемешаны в них с завистью к молодым, спортивным и длинноногим. Наверное, отчасти так оно и есть. Хотя я всегда восхищался молодостью и поныне готов воскликнуть вслед за Генриком Ибсеном: «Молодость всегда права!» Но заметки эти о другом. О том, что настоящий талант не нуждается в ретуши, что он вполне может быть равен своим годам.
Тем и интересен.
…В гала-концерте открытия «Славянского базара» было немало талантливых артистов. Но для меня творческой кульминацией этого праздника стало выступление Раймонда Паулса и Лаймы Вайкуле. Они, не скрывая своих лет, продемонстрировали не просто класс мастерства, но поразительную человеческую глубину, которой так недостает сегодня и которая не боится властного влияния времени.
Июль 2009
Работа для саперов
«Группа из девяти человек для пересечения границы готова», – немолодой чех с белым флагом, на котором синими буквами начертано ОБСЕ, дважды повторил эту фразу в портативную рацию для своего коллеги, находящегося на армянской стороне. «Это не граница, – строго возразил наблюдателю ОБСЕ азербайджанский полковник. – Это линия соприкосновения сторон». «Прошу прощения, – сказал чех и изменил формулировку своего послания на армянскую сторону, – группа из девяти человек готова к переходу через линию соприкосновения сторон». И мы вместе с Поладом Бюль-Бюль оглы, Сиявушем Керими, ректором Национальной консерватории Азербайджана, депутатами азербайджанского парламента и журналистами двинулись по узкой полоске земли, ограниченной красными лентами, – проходу по минному полю, разделяющему азербайджанские и армянские войска, его разминировали специально для прохода нашей группы.
В нашем путешествии в Степанакерт, где азербайджанская делегация встретилась с армянской во главе с Арменом Смбатяном, а потом в Ереван и Баку, где всех нас принимали президенты Армении и Азербайджана Серж Саргсян и Ильхам Алиев, было немало запоминающихся деталей, но болезненная и мгновенная реакция азербайджанского полковника на неточность наблюдателя ОБСЕ стала своего рода лакмусовой бумажкой для всего происходившего за сутки нашей совместной работы и за годы, им предшествующие. Она отражала уровень постоянного напряжения, привычного недоверия и подозрительности по отношению к другим, которые – сознательно или подсознательно – живут во всех участниках конфликта, насчитывающего почти двадцать лет. Любая неосторожная фраза оказывалась способной разрушить хрупкую нить доброжелательности, которая возникала от самой возможности говорить, глядя в глаза друг другу, от необходимости разделять общее пространство путешествия и неизбежной праздничности застолий. И сейчас, когда спустя четыре дня после завершения нашей поездки готовлю к печати эти заметки, поймал себя на том, что старательно подбираю слова, по-прежнему опасаясь обидеть какой-нибудь лингвистической неточностью моих прекрасных спутников, азербайджанцев и армян, армян и азербайджанцев (повторяю в разном порядке, чтобы никакой порядок не был воспринят как разноуважение).
Я узнал о проблемах Нагорного Карабаха почти сорок лет назад сначала от Леонида Гурунца и Зория Балаяна, а потом от Максуда Ибрагимбекова и Полада Бюль-Бюль оглы и еще от многих-многих моих друзей из Азербайджана и Армении. В их стихах, книгах, песнях, тостах, анекдотах и преданиях смешалось все: и восхищение, и боль, и любовь, и гордость. Многие из них считали Карабах своей родиной, но в какой-то момент не захотели разделять ее с другими. В пору распада СССР слова полыхнули войной – сначала политической, газетной, а потом и настоящей – не только с пистолетами и автоматами, но с тяжелой артиллерией и авиацией. И потому через двадцать лет после начала войны и в Степанакерте, и в Шуше нашу делегацию сопровождало специальное подразделение «черных беретов». На Кавказе знают силу слова – и потому вполне невинное для русского уха воспоминание Асима Молла-заде, депутата азербайджанского парламента, лидера партии «За демократические реформы» о некоем межобщинном договоре между азербайджанцами и армянами, подготовленном в Нагорном Карабахе в начале 90-х годов прошлого века, вызвало резкую отповедь нынешних карабахцев. Для руководителя Нагорного Карабаха Бако Саакяна, для его земляков и сограждан нет сомнения в том, что они живут в независимом и самостоятельном государстве – и только им самим решать, с кем и по каким законам они будут жить. «Во имя нашей независимости я отдала все, что у меня было, – мужа, близких, свою судьбу, здоровье, – Людмила Григорян, очаровательная женщина средних лет, терапевт, заслуженный врач республики, говорила все это без пафоса, но с жесткой определенностью воевавшего человека, – и мы не можем позволить, чтобы нашу судьбу решали без нас». Надо было видеть