Книга Юрий Поляков. Последний советский писатель - Ольга Ярикова

Смертная чаша сталинского террора миновала мое поколение. Мы не видели физического уничтожения инакомыслящих, но мы видели другое. Вот могучий столоначальник взглянул на своего ершистого молодого подчиненного и, покачав головой, промолвил: «Товарищ не понимает…» Но это еще полбеды, хотя и ее иным хватало на всю оставшуюся жизнь. А вот если о твоих мыслях и разговорах сказано: «С душком!» — это уже настоящая беда. О эти деятели с чуткими политическими носами! Скольким моим ровесникам они сломали хребты!

Это в моем поколении появились бичи с высшим философским образованием и со своим собственным, никому не нужным взглядом на мироздание. Это в моем поколении появились воины-интернационалисты, которые сегодня вынуждены оправдываться, что недаром проливали кровь на чужой земле, хотя оправдываться должны не они, а те, кто их посылал. Это в моем поколении появились рабочие парни, проникающиеся чувством пролетарской солидарности только в очередях за водкой. Это в моем поколении начался исход творческой молодежи в дворники и сторожа. Это в моем поколении явились миру инженеры-шабашники, которые, перекуривая на кирпичах возле недостроенной фермы, спорили о вполне реалистических, но совершенно нереальных тогда планах перестройки экономики. Это в моем поколении завелись преуспевающие функционеры, те, что, отдремав в очередном президиуме и воротившись домой, любили перед сном перечитать избранные места из ксерокопированного Оруэлла, приговаривая: «Во дает, вражина! Один к одному…»

Тем временем социализм становился все более развитым, а единственный привилегированный класс — дети — все более заторможенным. Все эти годы бессмысленно расходовались не только природные богатства страны, но и духовные ресурсы нации. Хочется верить, что второе, в отличие от первого, восстановимо.

А. Блок писал некогда о «тайной свободе». Применительно к моему поколению я бы говорил о «кухонной свободе». Ведь сознаемся: многое из того, о чем пишут сегодня газеты и журналы, было нам известно и служило издавна предметом горячих кухонных споров. Генералиссимус никогда не был для нас великим стратегом, Раскольников и Чаянов никогда не были преступниками, Жданов никогда не был выдающимся «организатором культурной жизни страны», коллективизация никогда не была «героической страницей истории социалистического строительства». Если б мы ничего этого не ведали, то у нас сейчас была бы не Гласность, а, например Осведомленность.

Некоторые товарищи опасаются, что «чрезмерная» гласность приведет молодежь к непочтительности и даже нигилизму. Не волнуйтесь, дорогие товарищи! Гласность воспитывает именно уважение к устоям, а непочтительность происходит от той закамуфлированной под передовую идеологию белиберды, которой с лихвой хлебнуло мое поколение. Поэтому, наверное, отличительная черта моего ровесника — ирония. А что вы хотите, если любой доклад тогдашнего пятизвездочного лидера по содержанию и исполнению был смешнее всякого Жванецкого?!..

…………………..

Ну чем не классика перестроечной публицистики? Совершенно понятно, почему в основном либеральная, как сообщает Казначеев, «ЛГ» удостоила статью премией. Впрочем, вскоре автор навсегда откажется от либеральной риторики, а некоторые признаки такого поворота заметны уже и в этом тексте.

Чаковского, несмотря на все его заслуги перед властью, постигла участь всех главных редакторов того времени. Считается, что его изгнал из газеты вернувшийся из канадской ссылки Александр Николаевич Яковлев. В 1988-м, без предупреждения, в «ЛГ» приехал тогдашний член политбюро Вадим Андреевич Медведев и представил коллективу нового главного: Юрия Петровича Воронова, журналиста, партийного работника и поэта-блокадника. Очевидцы утверждают, что Чаковский, узнав о своей отставке явочным порядком, заплакал на глазах у всех, в битком набитом конференц-зале. Прожил он после этого еще шесть лет, но совершенно выпал из общественной и литературной жизни. Справедливость по отношению к выдающемуся организатору газетно-журнального дела в СССР была восстановлена в 2012 году, когда по инициативе Полякова на стене дома на Тверской, где жил и умер писатель, была открыта мемориальная доска.

Юрий Воронов — человек мягкий, но принципиальный, будучи в 1960-е главным редактором «Комсомольской правды», угодил в ссылку за то, что опубликовал острый очерк Аркадия Сахнина о китобоях — и стал заведовать корпунктом в Западном Берлине. В страну его вернули только после смерти «серого кардинала» Михаила Андреевича Суслова, и он возглавил журнал «Знамя». Поэтом он был негромким, но искренним. Особой популярностью пользовалось его стихотворение «Ленинградские деревья».

Они зимой, Чтоб как-нибудь согреться — Хоть на мгновенье, Книги, письма жгли. Но нет Садов и парков по соседству, Которые б они не сберегли. ….. Им над Невой Шуметь и красоваться, Шагая к людям будущих годов. Деревья! Поклонитесь ленинградцам, Закопанным В гробах и без гробов.

Вот как пишет о «вороновском периоде» в истории «ЛГ» Казначеев: «Практически в каждом номере публикуются своеобразные дуэли, оружие в которых скрещивают наиболее активные полемисты. Чтобы схватка не казалась скоропалительной и участники разговора могли полно выразить свое мнение, диспуты продолжаются в течение целого месяца. Под рубрикой «Диалог недели» и на других площадках в острых дискуссиях сходятся Игорь Золотусский и Анатолий Ланщиков, Николай Анастасьев и Юрий Давыдов, Вадим Кожинов и Борис Сарнов, Алла Латынина и Сергей Чупринин, Владимир Гусев и Андрей Турков, Авнер Зись и Александр Гангнус, Станислав Рассадин и Дмитрий Урнов, Юрий Архипов и Дмитрий Затонский, Александр Лаврин и Петр Пала-марчук, А. Бочаров и Михаил Лобанов, Лев Аннинский и Олег Михайлов, Владимир Бондаренко и Владимир Новиков… Накал страстей в этих диалогах порой выходил за привычные рамки, что и привлекало внимание читателей. Главное — диалог продолжался, и спорщики слышали друг друга». Юрий Поляков в июле 1989 года скрестил шпагу с Николаем Шмелевым, модным экономистом и прозаиком, в прошлом — зятем Хрущева:

«Ю. П. Демократизация, не подкрепленная позитивными сдвигами в экономике, — это очень коварная тактика. Известная: противопоставляя хлеб насущный хлебу духовному, лишали народ и того, и другого. Мол, конечно, при Брежневе академик Сахаров был в ссылке, но зато талонов на сахар не было. Так что вы, ребята, сами смекайте, что лучше…

Н. Ш. Значит, вы поддерживаете мою мысль, что главный лекарь сейчас, на данном этапе, и нравственности, и общественного состояния — это полные прилавки?

Ю. П. Конечно, я могу присвоить этой мысли ваше имя, но, поверьте, об этом думает любой нормальный человек, а вы просто саккумулировали эти настроения. Но меня, честно говоря, беспокоит отстраненное отношение наших сегодняшних лидеров к предлагаемым проектам оздоровления общества…»

В начале 1989 года прошел пленум Правления Союза писателей, который злые языки окрестили «съездом мелиораторов»: в центре писательского внимания оказались острейшие вопросы землепользования и поворот северных рек, который готовило Министерство водного хозяйства. И роль писателей — в частности Сергея Залыгина — в том, что от вредоносного проекта в конце концов отказались, невозможно переоценить. «Пожалуй, это был один из самых наглядных примеров влияния писательского пера на положение дел в Стране», — замечает Казначеев.