Книга Карфаген смеется - Майкл Муркок

За ее показным весельем, подумал я, скрывалось глубочайшее отчаяние. Я был единственным, кто мог ее спасти. Об этом она сказала той ночью, когда поцеловала меня в щеку и махнула рукой на прощание.

Я немного перебрал и всячески старался это скрыть, пробираясь по неровным незнакомым улицам в первые утренние часы. Каким-то образом я оказался на Стоктон-стрит, в нейтральной зоне между Маленькой Италией и китайским кварталом, и в голову мне пришла дурацкая мысль – куда же теперь идти, на север или на юг. Наконец, немного призадумавшись, я осознал, что следует направляться на восток. Я все-таки сориентировался – к счастью, на моем пути оказалась знакомая ночная аптека на Дюпон-стрит. Эта часть города была практически пустынна. Минуло три часа утра. Мелкая морось повисла в воздухе, и свет уличных фонарей стал неровным и тусклым. Я не надел ни пальто, ни шляпы; подняв воротник пиджака и опустив голову, я прибавил шагу и наконец свернул на Кирни-стрит. Я не поднимал головы до тех пор, пока не оказался в квартале от гостиницы Голдберга. Присмотревшись, я заметил фигуру в тяжелом кожаном пальто и широкополой шляпе, которая вышла из желтого круга газового света и с неестественной скоростью двинулась к Бродвею. Я как будто спугнул вора. И когда неизвестный ускорял шаг, удаляясь от меня под дождем, я внезапно понял, что вижу Бродманна! Он следил за отелем и не ожидал, что я подкрадусь сзади!

Закрыв входную дверь гостиницы и осторожно пробравшись в темноте по коридору, застеленному рваным линолеумом, я обдумал это новое осложнение. Если Бродманн работал один (или со своими товарищами-чекистами), у меня, возможно, осталось немного времени; если он действовал в союзе с Министерством юстиции или кланом, то следовало немедленно покинуть город. В любом случае теперь нечего было терять – мне предстояло найти способ поддержать миссис Корнелиус. Я усмехнулся. Я снова ускользну от них. Я стану актером-менеджером. Сэром Уильямом Шекспиром. Маленьким Фло Зигфельдом. Странствующим актером, идущим по стопам Диккенса и Оскара Уайльда! И восхитительная, вечно женственная миссис Корнелиус станет Джульеттой для моего Ромео и Фрэнки для моего Джонни!

На следующий день я вернулся в «Странофф», чтобы сообщить о своем решении. Миссис Корнелиус больше не следовало разрываться между притонами и монашескими орденами. Жалкое прозябание на службе у папы римского никогда не станет ее уделом, пока я жив и дышу. Она пришла в восторг, как Лилиан Гиш, спасенная в последнюю минуту от объятий злобного мулата; миссис Корнелиус обняла меня, сказав, что я «м’лодчага» и «счастье». Она немедленно начала планировать маршруты наших будущих выступлений. Я предложил ей пятьсот долларов, заметив, что она может потратить деньги на вещи, которые необходимы для существования «Красоток из Блайти».

– Х’рошо, – ответила она, не в силах усидеть на месте, – в первую оч’редь нам понадобится приличная машина! Не ’олнуйся, Иван. Ты об этом не пожалешь, клянусь.

Назавтра доставили мои новые документы, более солидные и убедительные, чем все предыдущие. По-прежнему опасаясь возвращения Бродманна, я поспешил в расположенное на Ноб-Хилл отделение Калифорнийского банка. Там я предъявил чек на семьсот пятьдесят долларов, выписанный на имя Мэтта Палленберга, и подписался как Макс Питерсон. По крайней мере, никто не мог предположить, что это один и тот же человек. При обмене чека на наличные мне сразу стало ясно, как делаются дела в Сан-Франциско. Надо признаться, я немного вспотел, когда клерк, узнав, что я послал чек из Милуоки (чтобы запутать следы), со значительным видом попросил совета у кого-то невидимого, сверился с какими-то бумагами, серьезно пошептался с несколькими коллегами, а потом вернулся, осмотрел мои документы (там даже был указан адрес в Олбани), счел их удовлетворительными и наконец решительно поинтересовался, в каких купюрах я хочу получить деньги, – как будто чек ему вручили лишь пару секунд назад. Я попросил пятьсот долларов крупными купюрами. Их я немедленно отдал миссис Корнелиус для нашей театральной компании. Остальные деньги я взял пятерками и десятками – на случай различных чрезвычайных ситуаций, включая покупку высококачественного кокаина в китайском квартале. С деньгами я снова стал настоящим человеком; я почувствовал, что управляю собственной судьбой. Я теперь был не иностранцем сомнительного происхождения, а скандинавом, потомком викингов (как и все представители старинных семейств Киева), тех выносливых, предприимчивых людей, которые открыли Америку задолго до испанского еврея Колумба, вырезали свои руны на источенных морем утесах Лонг-Айленда и Нантакета, посвятив эти земли великим решительным богам – Одину, Фрейе и Тору. Именно они, живые, разумные боги, имели куда больше прав на эту энергичную страну, нежели мрачный Иегова бледных ограниченных пуритан.

Я расстался с ку-клукс-кланом. Эти дураки упустили свой шанс, потеряли лучших друзей и из-за мелких внутренних дрязг не смогли одержать победу. Они погибли после множества глупостей и ссор – вполне логичный финал. Индиана могла бы стать первым подлинным штатом клана, но еще один скандал положил конец и этой мечте[264]. Полковник Симмонс, Эдди Кларк, даже майор Синклер и я – все стали мучениками, погубленными недалекими осторожными людьми или ненадежными друзьями вроде миссис Моган. Мои дары, которыми так цинично злоупотребили политики и стяжатели, погубившие идеалистов, подобных Роффи и Гилпину, еще могли превратить Америку в мирового лидера технического прогресса. Если бы им в будущем понадобились мои услуги – следовало поклониться мне в ноги и попросить о помощи. Я решил отказаться от искушений их мира и посвятить себя сцене и частным научным исследованиям. Я не позволю им преследовать меня. Я сам решу, когда покинуть Америку, когда раскрыть мою истинную личность. Как они удивятся! Как я посмеюсь над ними, когда мой поразительный паровой дирижабль, моя собственная усовершенствованная модель «Авитора Гермеса-младшего», который вылетел из Сан-Франциско в 1869 году[265], проплывет в небесах над Золотыми Воротами, обгоняя огромные локомотивы «Саутерн пасифик». А потом, когда тысячефутовый огненный крест вспыхнет на горе Шаста, это станет сигналом: ку-клукс-клан очистился и вновь готов выступить в священный поход, дабы освободить Америку от завистливых цепей Востока! И тогда я окажусь во главе колонны!

Мы помчимся в машинах из золота, дерева и ослепительного серебра, и наши враги изведают беспомощность абсолютного ужаса. Мы отомстим, но наша месть будет благородной. Проснись, Америка! Твои небеса заполняет армия мстителей, и выживут только верные! Первая фаза моего Kampfzeit[266] подошла к концу. Скоро начнется вторая. А пока, став обычным странствующим актером, я смешаюсь с простыми людьми, обрету новые силы в самых корнях Америки. Я взлетел слишком высоко и слишком быстро, но в том нет моей вины. Теперь мне нужно восстановить силы, встать на твердую землю и начать все сначала. Америка, ты не услышишь моего плача! Twoje dzielo. Наша маленькая труппа вырастет, но не слишком, а я сохраню верность своим идеалам. На некоторое время, однако, их следует приспособить к требованиям музыкальной комедии. Erst waren es Sieben. Sie kämpften und blutetan für Amerikas Freiheit[267].