Книга Понаехали! - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была там, в круге. И будто снаружи, глядя, как полнится он. Тропы прокладывать опасно? Пускай. Но мир сам их прокладывал, выводя…
…девицу разбитного вида, что присоединилась к кругу, ворвавшись в общую пляску, щедро одарив сестер дурноватой лихой силой.
И тихую с виду боярыню, с головы которой сорвался драгоценный венчик.
Белоглазую старуху страшного вида.
Двух сестриц-двойняшек, похожих друг на друга так, что и сила-то у них одна на двоих была… они приходили и приходили, вплетаясь в удивительный хоровод. А люди, что собрались на берегу, спешили заслонить пляшущих ведьм щитами.
От ветра.
Ветер не мешает. И маги, сплетшие стену, смотрят… пускай. Стася видит их. И удивление. И восхищение. И что-то еще, быть может, зависть или злость.
Ничего.
Переживут… и все-то здесь вдруг понимают, что старым порядкам пришел конец. А Эльжбета Витольдовна вдруг замирает.
Хорошо.
Мир… почти исправлен. И теперь он звучит правильно, музыка его больше не вызывает боли, как и желания уши заткнуть. Эта музыка хороша. И Стася смеется.
А Эльжбета Витольдовна достает откуда-то камень, в котором почти иссякла сила. И тот, гладкий, теплый, идет по рукам. А руки тянутся, каждая норовит коснуться, оставить в камне свой след.
И это хорошо.
…красота, конечно, страшная сила, только что-то с каждым годом она все страшнее и страшнее.
Признание, робко сделанное боярином Салдуховым на царском пиру и на несчастие его женой услышанное.
Государь вытер испарину.
Как-то оно… вот как день не заладится, так с самого начала. Сперва смута… но со смутьянами он разберется. Оно, если подумать, то и к лучшему: давно уж пора укорот боярской вольнице дать, а тут и повод такой… хороший.
Но хазары эти… берег полон костей, глядеть тошно.
Озеро.
И буря, которую ведьмы ослабили изрядно, но полностью унять не в их силах.
- Батюшка! – голос Елисея прорвался сквозь ветер.
- А ты каким тут? – поинтересовался государь, впрочем, без особое надежды ответ получить.
- Пришел.
- Это я вижу, что пришел.
Доспех показался вдруг неимоверно тяжелым, и Луциан понял, до чего устал. И от войны этой вечной, и вот просто так… с коня бы слезть, доспех скинуть и велеть, чтоб подали меду горячего. А после лежать, пить… и слушать, как тихо рассказывает царица о делах обыкновенных.
…о том, что надобно стены белить.
Или прохудились ковры где-то там, что одеяла пришли в негодность, а в драгоценной палате кто-то помял золотой кувшин. Или еще какую пакость учинил. Бояре, они же ж что дети малые порой, дай только повод… слушать и сочувствовать.
Говорить ни о чем.
…и надобно будет ей новую яблоньку поднести, чтобы обыкновенная, без магии всякое, но сладкая… да самому выбрать, а то повелишь, мигом всего натащат, поди-ка, узнай, что из того добра годное, а что так? Нет, только самому…
- Там смута, - Елисей нисколько не смутился. – Но как-то… унялось. Ты знал, что Тамановы нашей крови?
- Наполовину, - вздохнул государь, глядя, как клубятся тучи.
Но теперь, глядишь, и мажья стена волну удержит, а ветер, коль пошалит, то не сильно. Надо будет магиков, которые еще на ногах стоять способные – ишь, слабосильные пошли – в город отправить, особенно огненного ряду. А то ведь как? Кажный раз, ежели буря, то следом и пожар.
И тех, что ветер заговорить умеет, тоже в город.
А то ж и в сорванных крышах да домах рухнувших радости немного. Еще повелеть, чтобы завтрева люд вышел улочки чистить.
И берег.
На берег погнать тех, кто сидит в ямах долговых да за малые преступления, пусть собирают кости хазарские, искупая вину.
Именно так.
- Но…
- Стало быть, они?
- Она… женщина… я не знаю, как её звали. Но теперь она ушла.
- Добре, - государь кивнул и прищурился. – Что ж, коль пришел, так становись. Надо озеро порядковать. Я давно уж хотел линию берега поправить, а то уж больно мелкий он, кораблям тут становится неудобно.
Царевич молча кивнул.
Встал рядом.
Молнии шибали одна за другой… рядом, прорвавшись сквозь темноту и ветер, возник Гурцеев в мятом доспехе. От боярина крепко пахло кровью и дымом, впрочем, не от одного его. Ничего, гроза все да смоет.
- Людей уводи, - велел государь, руки разминая. И сила, та самая, что дремала в нем, заговоренная, спеленутая крепко человеческою волей, все же прорвалась гудением. – В город… там… чтоб порядок был. Магиков забери.
- Государь…
- Иди, - Луциан Третий махнул рукой, и боярин отступил. Вот и верно. Нечего время на споры терять. Озеро, разлившееся некогда волей водяной девы, давно уж обжилось в местах этих. И питалось оно ключами да реками, и вынужденное покинуть места, ныне желало воротиться.
- Воду не спеши удерживать. Поговори с нею, - только и сумел сказать Луциан до того, как вновь загрохотал ветер. И в переливах молний все-то было видно.
Что берег.
Что людей, с этого берега отступавших, пожалуй, чересчур уж медленно.
Что ведьм, позабывшихся в танце своем. Ишь, кружат, окаянные… силу свивают, мир выправляют, позволяя избавиться от мертвое волшбы. Хорошо. Глядишь, и пакости всякое в городе меньше станет. Видел он и озеро, что пока не спешило, стояло, словно раздумывая, и коня диковинного, пляшущего на водяной глади… все-то видел.
И когда жеребец этот соскочил с волны, топнул копытом по иссушенному огнем дну, сказал:
- Идет…
А следом зарокотал, загудел целый табун. Выплеснул из кипящих вод серебряные гривы, морды оскаленные. И полетели они, спеша смять, затоптать, смешать с грязью тех, кто думал, будто в силах их удержать гнев воды.
Может, и не в силах…
Луциан почувствовал на себе взгляд и обернулся. На большом камне, окруженная волчьей стаей, стояла девочка, которая на воду глядела спокойно и с любопытством даже. Стояла да гладила страшенного вида животинку…
Луциану она улыбнулась.
Кивнула.
А потом спрыгнула с камня да на волчью спину. И верно. Не место тут детям. Впрочем, как и волкам…
Царевич Елисей воду услышал.
Сперва гневную песню её. Грохот волн. И водопадов, что сами сотворяли себя, когда волна устремлялась выше и выше, чтобы с самое высоты рухнуть, разбиться о дно озера. И грязь летела от удара. Но вот песня сменилась иной.