Книга Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле - Вадим Волобуев

Впрочем, комиссия постаралась спасти лицо церкви. Пупар обратил внимание собравшихся, что в ходе процесса даже кардинал Роберто Беллармин, когда-то добившийся сожжения Джордано Бруно, предлагал сохранять осторожность в вердикте и ограничиться утверждением, что «мы чего-то не понимаем», нежели что теория Коперника, защищаемая Галилеем, ложна. Однако суд решил иначе, увидев в покушении на геоцентрическую систему подрыв авторитета церкви. «Ныне, святой отец, необходимо покорно признать те ошибки», — подвел итог Пупар.

Пересмотр дела Галилея — не просто исправление старой несправедливости. Для Иоанна Павла II это был прецедент: теология не должна противоречить науке. Если что-то доказанное учеными не вписывается в богословские представления, следует пересмотреть эти представления, а не преследовать ученых. Заодно этот прецедент помог, как считал Войтыла, развенчать миф, будто церковь враждебна науке. Отнюдь нет, они должны развиваться во взаимопонимании и уважении друг к другу[1096]. Римский папа оказался смелее, чем голландские богословы! Впрочем, на то он и римский папа — высший и непогрешимый авторитет в вероисповедальных вопросах.

* * *

Первого марта 1992 года в Боснии и Герцеговине прошел референдум, поддержавший выход республики из состава Югославии. Спустя несколько дней в Сараеве начались бои мусульманских боевиков с подразделениями югославской армии, а 5 апреля город оказался в плотном кольце сербских отрядов. В республику вошли части хорватской армии, чтобы поддержать единоверцев, проживавших в Герцеговине. Бои и кровавые этнические чистки охватили всю страну. Двадцать шестого мая хорваты прорвали блокаду Дубровника, отбросив югославские части. На следующий день неизвестные обстреляли из миномета очередь за хлебом возле католического собора в Сараеве. Ответственной за преступление Совет Безопасности ООН признал сербскую сторону, вследствие чего 30 мая ввел санкции против обновленной Югославии.

Схватка между христианами и мусульманами происходила не только на Балканах. В Нагорном Карабахе полыхала не менее ожесточенная война, сопровождаемая изгнанием иноверцев с насиженных мест. Двадцать пятого — двадцать шестого февраля 1992 года армянские отряды устроили резню азербайджанцев в селе Ходжалы. Азербайджанцы не оставались в долгу — обстреливали Степанакерт из реактивных установок «Град».

В Северной Осетии в конце октября — начале ноября пять дней кипели бои между православными осетинами и мусульманами-ингушами, в результате которых почти все ингушское население бежало из Владикавказа и Пригородного района.

В Приднестровье с 1 марта шла война уже между двумя православными народами — молдаванами и русскими, за которыми стояли православные же страны: Румыния и Россия. То же самое происходило в Южной Осетии, где православные грузины пытались вернуть под свой контроль Цхинвали. Оба конфликта завершились летом того же года после вмешательства российских войск.

В Грузии весь год, то вспыхивая, то утихая, полыхала междоусобица. Она завершилась к началу ноября взятием последнего бастиона звиадистов — Зугдиди. Свергнутый президент Гамсахурдия, который некоторое время гостил в Грозном у Джохара Дудаева, 31 декабря 1992 года покончил с собой в одном из мегрельских сел. Так закончил свою жизнь человек, которого в 1978 году наравне с примасом Вышиньским выдвигали кандидатом на получение Нобелевской премии мира.

Тем временем в Абхазии образовался и вовсе дивный расклад. Православной Грузии, чьи войска в августе 1992 года вошли на территорию самопровозглашенного государства, противостояла полумусульманская-полуправославная Абхазия, которой помогали исламские отряды из Адыгеи и Чечни и православные казаки из Приднестровья, переброшенные туда при молчаливом согласии России. Два героя перестройки — Шеварнадзе и Ельцин — оказались по разные стороны баррикад, хоть и решали схожие задачи: пытались удержать свои страны от распада. В октябре абхазы при участии чеченского отряда Шамиля Басаева взяли Гагру, и фронт надолго стабилизировался.

Иоанн Павел II, естественно, больше всего был озабочен происходящим на Балканах: там проживало немало католиков, этот регион был куда ближе к Италии, да и масштаб событий несопоставим. К тому же в августе он проходил реабилитацию в Лоренцаго-ди-Кадоре, коммуне возле австрийской границы. Тамошние жители совсем недавно пережили страх приближающейся войны — артиллерийские раскаты можно было услышать в пограничном пункте Гориция, расположенном в 150 километрах от Лоренцаго. Итальянские министры-социалисты высказывались за военное вмешательство, если Югославия атакует Словению. Не добавляло оптимизма и наличие в словенском Кршко атомной электростанции — что, если ее случайно разбомбят?[1097]

Сведения о происходящем римский папа черпал, естественно, главным образом от католиков. Хорватский клир регулярно слал ему известия о концлагерях, этнических чистках и массовых убийствах своих соплеменников. Кроме того, в середине августа 1992 года ООН назначила своим спецпредставителем по правам человека в бывшей Югославии Тадеуша Мазовецкого, который, конечно, держал понтифика в курсе событий. Наконец, тогда же Святой престол отправил в Боснию кардинала Роже Эчегарая, который заявил по возвращении: «Трагическая сторона этого конфликта в том, что из него нельзя найти выход».

В такой обстановке Апостольская столица круто поменяла курс. Если раньше Иоанн Павел II выступал против любой войны, то теперь не менее твердо требовал «гуманитарного вмешательства» ООН и европейского сообщества. Об этом уже 6 августа заявил кардинал Содано после встречи с загребским архиепископом. Разумеется, Ватикану тут же припомнили его позицию во время освобождения Кувейта, на что 20 августа последовал ответ от епископа Торана: Святой престол имел в виду не военную интервенцию, а «разоружение агрессора», прекращение депортаций, закрытие концлагерей и доставку гуманитарной помощи. В тот же день Апостольская столица признала независимость Боснии и Герцеговины[1098].

Проблема необходимого вмешательства встала перед лицом международного сообщества не только ввиду ситуации в бывшей Югославии, но и в силу начавшегося голода в Сомали, где с января 1991 года, после свержения президента-марксиста Сиада Барре, наступил коллапс государственности и разгорелась война между племенными кланами. Третьего декабря 1992 года Совбез ООН позволил международным силам в Сомали применять оружие для доставки гуманитарных грузов. Девятого декабря началась операция «Возрождение надежды», которую проводила оперативная группировка сил ООН из более чем двадцати стран во главе с США. Между этими событиями, 5 декабря, Иоанн Павел II выступил в римской штаб-квартире Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных наций на тему голода и борьбы с ним. Римский папа ни словом не обмолвился о Сомали, но решительно выступил в пользу «гуманитарного вмешательства», если людям угрожает смерть от голода или геноцид. Правда, он не уточнил, кто именно должен осуществлять это вмешательство — конкретные державы или международные организации?[1099] Впрочем, в его случае это не имело значения: понтифик стоял все на той же платформе солидарности, то есть бескорыстной помощи ближнему. Какая разница, кто будет вмешиваться? Кто возьмет на себя такое бремя, тот и будет. Главное — не допустить массовой гибели людей.