Книга Судьба: Дитя Неба - Элизабет Хэйдон

— Похоже, нам предстоит участвовать в Змеином Представлении Доктора Акмеда. — Она бросила быстрый взгляд на Грунтора. — Так он однажды выразился, когда мы путешествовали по Корню.

Огромный болг ухмыльнулся.

Рапсодия открыла ящик, осторожно вытащила рог и начала медленно подниматься на Помост Созывающего, отбрасывающий длинную тень в лучах утреннего солнца.

Акмед и Грунтор последовали за ней. Трое на несколько мгновений замерли в благоговении, зачарованные удивительным зрелищем. Из обсерватории на вершине Зубов казалось, будто весь мир лежит у их ног, но теперь, когда они стояли у верхнего края Чаши, он простирался прямо перед ними, словно они стали его частью. Насколько хватало глаз, они видели плодородные земли, испещренные коричневыми, зелеными и желтыми заплатами. Эта великолепная картина почему-то принесла Рапсодии мысль о тщете ее усилий. Свежий ветер резвился над равнинами и у края Чаши; очищающий и холодный, он нес с собой аромат надежды и судьбы. Рапсодия зажмурилась, поднесла рог к губам и подула в него.

Серебристая нота пронзила тишину утра, она отразилась от склонов Зубов и холмов под ними, прокатилась мелодичной волной над землей, распространяясь во все стороны, подобно кругам на воде. Рапсодия ощутила, как музыка окутала все ее существо, проникла в скалу и связала ее с этим местом. В следующее мгновение звонкий призыв пролился в Чашу.

Неожиданно Рапсодия поняла, почему должна оставаться в Канрифе. Созывающий Совет является важным звеном, посредством которого рог черпает энергию, необходимую для Встречи. Нечто похожее происходило много недель назад, когда она послала зов Эши, и он пришел к ней в Элизиум. От рога исходила непреодолимая сила, связанная с человеком, протрубившим в него. Созывающий становился точкой, к которой теперь стремились все намерьены, как беседка в Элизиуме — для Эши. Пока Созывающий Совет оставался поблизости от Чаши, вибрация зова продолжалась вплоть до прибытия на Совет последнего намерьена. Невидимая нить, обвитая вокруг сердец, неуклонно влекла их к Канрифу.

Рапсодия слилась с зовом, ее сознание следовало за ним, а трубный звук мчался над землей, звеня над Орланданским плато, горными долинами и пустынями Сорболда. Он пел в долине Тарафеля, в лесах Гвинвуда и Тириана, мчался над морем и разбивался вместе с океанскими волнами о побережье Маносса, в тысячах лиг от Канрифа.

Зов прикасался, как рука короля, к каждой душе, давшей обещание рогу в старых землях, до ужасного путешествия и скитаний в диких степях, до создания новой империи, до страшной войны и разобщенности. Лишь в первые мгновения голос великого рога звучал в воздухе, затем показалось, что он стих, но Рапсодию подхватила первая волна, и она слышала, как зов принимает все новые формы, наполненные древней магией.

Он переходил от руки к руке вместе с блеском монет, отдавался в ударах топора о ствол дерева, слышался в крике погонщика мулов и щелканье кнута, гремел в унисон с копытами лошади, несущей к цели гонца, и звенел в стреле охотника, догоняющей дичь. Он обитал в скрипе седла и мачты, хрюканье свиней, спорах купцов, грохоте кузниц и свисте ветра в парусах, он нес призыв короля-строителя к каждой капле крови, давшей клятву верности перед исходом из Серендаира более тысячи лет назад. Зов катился и летел, проникая в самые дальние уголки покоренного континента, чтобы заставить людей выполнить давнюю клятву.

Каждый уложенный кирпич и каждый забитый гвоздь, каждая реликвия и памятник передавали этот зов, чтобы к наступлению ночи мир погрузился в полнейшую тишину, он заставил смолкнуть волков, воду и даже ветер. Голос рога Гвиллиама прогнал прочь усталость, накопившуюся за долгие годы у всех, кто пережил нелегкое путешествие. Потухшие глаза вдруг засверкали новой надеждой, дыхание стариков вновь стало ровным и уверенным, скрюченные, застывшие пальцы потянулись к древним мечам.

Те, кто сами принесли клятву, скорее почувствовали, нежели услышали зов, королевское присутствие. Они встали первыми, прервали трапезы, советы, забыли о ваннах, которые принимали. Как если бы в их дома вошел его дух и гений, ощущение передавалось от отца к сыну, словно жест, мгновение, необходимое, чтобы вспомнить, возродить утерянную память. Потребовалась долгая тишина, чтобы понять: они отправляются в паломничество.

Те, у кого не было кровных связей с намерьенами, ничего не понимали — почему Земля на краткий миг вдруг застыла…

Пока душа Рапсодии мчалась вперед на волне звука, под звон колокольчиков на шеях коз и удары опускающихся мотыг, у Акмеда появилось безумное ощущение, будто воздух вокруг него меняет свою сущность. Привычные порывы ветра свивались в причудливые бесплотные водоросли, опутывали его, лишая возможности спокойно дышать, — казалось, еще немного, и он поплывет в их гуще. Звук стал осязаемым, втягивал его в себя, словно Чаша превратилась в гигантскую пасть морского черта, стремящегося поглотить всех и вся. Рапсодия находилась в мерцающем центре — приманка, и он невольно двинулся к ней, как планктон, подчиняясь неумолимому зову Великой Печати.

Грунтор тоже скорее ощутил, чем услышал звук, но никак не отреагировал на зов пульсирующего воздуха. Он следовал за бегущим сквозь землю эхом. Подобно дрожи, ползущей вдоль края разлома, звук проходил по равнинам, словно подземный змей, подгоняемый огнем. Он яростно прорывался сквозь горы, истошно крича, точно каждый голос, каждое восклицание, когда-либо отразившееся от стен пещеры, вновь наполняли воздух, но не знали, куда двигаться дальше.

Внезапно наступила тишина, такая же тревожная и настойчивая, как призыв рога, требующая ответа. Рапсодия выглядела потерянной и отстраненной, Акмед присел на корточки, прислонившись к каменному возвышению, а Грунтор остался стоять, прижав ладони к ушам и плотно зажмурив глаза. В следующее мгновение в глазах Акмеда вода обратилась в лед.

На другом берегу моря, в самой дальней точке, до которой докатился зов, Рапсодия ощутила присутствие нескольких сотен намерьенов, века назад произносивших клятву на Великой Печати. Они прекратили дышать, прекратили жить, как если бы невидимый поводок из прошлого натянулся и заставил их замереть на месте, когда они занимались обычными делами. Некоторые и в самом деле умерли от страха или облегчения. Остальные снова начали дышать, но прерванные разговоры так и не возобновились. Намерьены из Первого поколения повернулись, словно единое тело, признавая зов и свой долг. За тысячу лет это произошло лишь во второй раз.

Эти намерьены услышали зов первыми, но сыновья последовали за отцами, дочери за матерями, ощутив ответ в наступившем молчании, задержке дыхания. Каждое из пятидесяти поколений, в свою очередь, ощутило зов, настоятельный, как желание утолить жажду и голод, найти воду, уснуть или уступить смерти. Семьи, сохранившие чистоту наследования, сразу начали готовиться к путешествию, понимая, чем оно может закончиться. Некоторые вспоминали о первом призыве рога, рассказывали, к какому ужасу и катастрофе он тогда привел. Однако всякий раз они повторяли, что обязаны ему подчиниться, поскольку древняя клятва была дана перед лицом неизбежной гибели.

Намерьены со смешанной кровью отреагировали не сразу. Их кровь заискрилась, ударяя о стенки сосудов, подобно скрытой тучами молнии, и проходили часы или даже дни, прежде чем они принимали решение откликнуться на зов рога. По всему континенту мужчины, женщины и дети отправлялись в долгий путь, ответив на призыв мертвого тирана.