Книга Змей - Виталий Сертаков

– А ты, Чак? Ты хочешь детей?

– Йэп, бой! – Он захохотал, вскидывая зеленую бородку. Зубы у моей второй жены были превосходные. – Мне поздно, мы с Изи выбираем кайф. После стольких лет медузы мутации клеток неуправляемы…

– Подожди… Все эти медузы, тиба и прочая дурь, они в свободной продаже?

– Май Год, Снейки. – Изабель положил голову на колени Чака. – Запроси в харде Декларацию прав. Вообще-то кайф делится на пойзоны, или отраву, как тебе удобнее, ею глушатся в основном за пределами Союза, затем идет собственно кайф, это для малолеток, – сплины, Красный, Черный тиба, Бальзам Хо…

– Бальзамы Хо тоже признаны отравой, – перебил Чак. – Смертность превысила норму, и много жалоб на слепоту. Акции Хо упали за месяц вдвое.

– Взрослые люди глушат медузу, колумбийские грибы, – продолжал Изи. – Коку, джойстики, эквадорский гриб, опий, кому что по карману. Иногда чистки стоят дороже допинга, а не сменишь кровь – не доживешь до сорока…

Я зажмурился. В висках настойчиво барабанило, не так, как прежде, но ощутимо. Такси сдвинулось на три ряда вправо, скользнуло на тормозной пандус и выпрыгнуло на поверхность, плавно болтаясь промеж магнитных буйков. Святые яйца! Слева выросла и тут же умчалась назад «Аврора», заключенная в стеклянный колпак. Излучины реки не было и в помине, крейсер стоял посреди огороженного пруда. Я попытался сориентироваться, но Большая Нева ушла под землю, на месте Троицкого моста висели соты аэровокзала, а Петропавловская крепость, также под колпаком, переехала в район Марсова поля. Кусочек исторического центра размещался в глубоком ущелье, среди убегающих ввысь небоскребов. В нижних этажах колоссов суетились человеческие фигурки, а далеко наверху продолжалось строительство. Опорные балки, точно куски скелета, не обросшие пока «мясом», тянулись к небу, между ними, в провалах будущих окон, поблескивала гора стекловидной бурой массы. Ни подъемных кранов, ни обломков кирпича, ни машин с раствором.

– Бактерии, – указал пальцем Чак. – Питаются псевдомитом на кремниево-молибденовой основе, особый строительный хард управляет расходом их выделений, согласно проекта…

– А Нева?! – не выдержал я.

– Что с ней такого?

– Как это «что»? Она течет в другую сторону!

Река не просто сменила направление. Примерно в том месте, где раньше Литейный проспект заглядывался на шпиль Финляндского вокзала, она обрывалась двадцатиметровым кипящим водопадом, даже целым каскадом, и энергично устремлялась в сторону Ладоги.

– Красиво, йэп? – засмеялся Изабель. – Донт варри, бой, она никуда не течет, это для красоты. Ладожская промысловая экосистема закрыта для притока, а в Балтике, дальше Кронштадтской стены, сплошной пойзон. Годится лишь для отмывки изотопов в реактор.

Место, раньше называвшееся Петроградской стороной, буйно заросло тропическим лесом, а за верхушками пальм вздымались знакомые заросли жилого бамбука. Желтый Город… В далекой безоблачной синеве колыхалось что-то вроде громадной паутины, на растяжках бесчисленных нитей удерживались полые гибкие трубы, внутри которых стремительно проносились темные тени. Более подробно я не успел рассмотреть, тоннель снова нырнул под землю.

– А кто будет матерью ребенка?

– Хард подберет женскую клетку.

– То есть вынашивание искусственное?

– Я где-то читал… – Чак поглаживал Изи по горлу. – В колониях порченых, в Африканских штатах, не перевелись еще подпольные родильные дома… Йэп, Макс, черт знает когда, лет триста назад, ООН выдвинула идею взаимного военного контроля, никто сегодня не вспомнит, как это называлось. Короче говоря, после того как Всемирный хард ООН начал сканить все игрушки массового поражения, реальные войны почти прекратились. Но до того успели закидать друг друга таким количеством химического дерьма и вредной биотики, что нормальных детей не стало. Тогда япошки предложили первую эрзац-матку с балансиром генетической отсечки. Модель до сих пор стоит в Музее Человека в Токио, я видел… Размером с лайнер. В тридцатых годах прошлого века случился последний вал мутаций, после него фемины добились окончательного запрета на роды, Содружество ввело визовую квоту на воспроизводство и учредило Демо-полицию… Уроды теперь не появляются.

– А если и появляются, то… – Изабель не договорил, Чак толкнул его в бок.

– То что? – наседал я.

– Макс, ай эм нот шуэ, что тебе стоит в этом копаться. Ты жил в дикие времена, когда государство не заботилось о гражданах. Но так и быть, слушай! Если мутация все же возникла, до двенадцати лет, до секс-зрелости, хард Департамента здоровья отзывает визу на гражданство. Йэп, не пугайся! Ребенка всего лишь стерилизуют и выселят с пожизненным содержанием за пределы Содружества, в Африканский союз или Индию, неважно.

Я попытался переварить услышанное.

– Итак, почти все население употребляет допинг, а потом высылает в резервации собственных детей?

– Я не знаю, что такое «резервация». – Чак закапал в ноздри какую-то гадость, посидел откинувшись, передал капсулу младшему. – Мы живем в свободном мире, Макс. Ты волен делать с собой, что хочешь, но не вправе угрожать свободам окружающих! И наша семья считается здоровой, мы вправе получить визу на воспитание мальчика.

За ухом звякнуло. Со счета главы семьи упали две сотни евро в пользу опустошенного бара таксомотора. Стоимость передвижения так и осталась тайной: у Снейка имелся годовой проездной на региональный транспорт… Собственно, никакого личного транспорта я пока не приметил. Мы высадились в холле пансиона, сдали оружие киберу.

– Снейк, я покажу тебе город и все растолкую, только не задавай тут никаких вопросов, о'кей?

Царившая в здании кутерьма сразу не понравилась. От провожатых меня отсек парень, одетый в лучших традициях римских легионеров, в надвинутом на лоб шлеме, в металлическом воротнике. Круглый в сечении коридор поднимался пологой спиралью. По всей длине стены на уровне поручня прощупывался узкий паз, вроде канальца в старинных карнизах, где крепятся занавески. «Легионер» молниеносно обвил мне запястье гибким шнурком, сунул его свободный конец в стенную щель, и меня тотчас потащило вперед. Десятью метрами выше подобным же образом транспортировали еще троих. В параллельном коридорчике, отделенном прозрачной преградой, вопила и брыкалась ошалевшая от ужаса старушка. К ней сверху спикировал белесый предмет, похожий на мяч для регби; старуха тут же затихла, откинулась назад, но упала не на пол, а в подлетевшие носилки… Склонившись над подобием лестничного пролета, я заметил целую толпу, окруженную цепью киберов. Буянивших людей загоняли по кормовому трапу в чрево транспортной баржи.

Доктор Караян (как ее назвать – сотрудница? клерк?) оказалась, слава богу, не роботом, а вполне живым человеком, хотя и вышла ко мне в каске. Панорамный мультивизор, за ухом «Квик-супер-оптима», в два раза мощнее, чем даже у криэйтора Изабель. Молчаливый провожатый упаковал меня в подобие стоматологического кресла и унесся, очевидно, за следующей жертвой. Левую руку плотно обнял мягкий браслет, затылок втянуло в подушку. Проекция моего мозга, рассеченная на сегменты, мерцала над пультом. Чтобы я не скучал, Караян любезно включила мне личный доступ. Нацепив свой визор, я обнаружил много нового.