Книга Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - Найл Фергюсон

Я точно знаю, как думают эти банкиры. Им нужна немедленная прибыль, а не операция, которую им приходится похоронить в своих портфелях на полтора года, какой бы выгодной она ни казалась.

Казимир Леконт, декабрь 1841 г.

В 1836 г. композитор Россини впервые путешествовал на поезде. Ему нужно было попасть из Парижа во Франкфурт; для скорости он поехал по недавно проложенной бельгийской железнодорожной ветке. Путешествие вызвало у него такое отвращение, что больше он не желал и слышать ни о каких поездах; и все же поездка его вдохновила. Иронически отдавая должное новому средству сообщения, композитор сочинил короткую фортепьянную пьесу, названную «Маленький поезд удовольствий», комическое воспоминание о путешествии по железной дороге, кульминацией которого становится сход поезда с рельсов. Два пассажира гибнут и попадают в рай и ад. В сардонической коде радуются наследники более богатой жертвы.

Бедствия и катастрофы обладают завораживающим действием; живших в XIX в. потрясали многочисленные бедствия, как стихийные, так и рукотворные. 1830-е — 1840-е гг. оказались особенно богаты на неурожаи, большие пожары и эпидемии, которые, в свою очередь, вызывали многочисленные пророчества, предрекавшие наступление апокалипсиса еще до 1848 г. Однако железнодорожные крушения стали совершенно новым видом бедствий, и они часто становились источниками художнического вдохновения. Если тогдашние инженеры и финансисты расхваливали железные дороги, так как считали их наивысшими достижениями современной эпохи, то частые крушения и другие связанные с ними катастрофы подтверждали опасения скептиков. Аварии на железной дороге часто символизировали кризис капитализма, которого ожидали недовольные как слева, так и справа. Например, в своей комической пьесе «Инкогнито» Йозеф фон Эйхендорф, немецкий поэт и драматург, тяготевший к романтизму, привел сюжет к шумной кульминации, поставив на сцене крушение поезда:

Часовой бьет в набат, на сцену внезапно выбегают крестьяне.

Голоса. Помогите! Пожар!

Другие. Они взнуздали самого дьявола!

Другие. Ничто кроме убийства и дыма!

Голоса вдали. Увы! Локомотив обезумел!

Первый слуга. Нет, это на самом деле нахальство, он пробил городскую стену!

Страшный грохот, за которым следует облако пыли.

Когда пыль рассеивается, можно видеть перевернувшийся локомотив и покореженные вагоны…

Если не считать удовольствия от пиротехники, задействованной в такой сцене, тогдашним зрителям наверняка нравился мощный образ дьявольского предательского локомотива, который сносит стены старинного немецкого городка. В то время, когда Эйхендорф написал «Инкогнито», многие уже успели оценить политический потенциал железных дорог. Экономисту-националисту Фридриху Листу железная дорога казалась «средством укрепления национального духа» и «тугим поясом на чреслах немецкой нации», что, в сочетании с Прусским таможенным союзом, образованным в 1834 г., должно повлечь за собой, пусть и запоздалое, «внутреннее объединение» Германии. По этой и другим причинам железные дороги вызывали замешательство консерваторов вроде Меттерниха: «трансформация политических и общественных условий», что он считал неизбежным последствием железных дорог, едва ли могла помочь ему сохранять статус-кво в Центральной Европе.

С первого взгляда может показаться естественным то, что Ротшильды постепенно начали играть ведущую роль в развитии европейской сети железных дорог. В конце концов, именно Лайонел уговорил Россини совершить его первую и последнюю поездку на поезде, а Амшель (якобы) послужил прообразом для одного из главных действующих лиц пьесы «Инкогнито» — королевского советника Пафнациуса. В конце 1840-х гг. Ротшильды прочно утвердились в качестве крупнейших частных финансистов, участвующих в прокладке континентальных железных дорог. Однако в этом не было ничего неизбежного. Правда, переход от коммерческого и государственного финансирования в промышленное во многом был шагом необычным. Немногие признанные банки обращали свое внимание на новую сферу деятельности, еще меньше добивались в ней результатов.

Ярче всего вышесказанное иллюстрирует незаинтересованность Натана в финансировании британской промышленности. А ведь, казалось бы, именно ему из всех Ротшильдов следовало решительнее участвовать в развитии новых отраслей промышленности в начале XIX в.; в конце концов, именно он почти десять лет торговал тканями и даже какое-то время производил их. Однако после того, как Натан переехал в Лондон и стал банкиром, он не имел никакого отношения к финансированию промышленности, если не считать неудачного опыта с шахтой в Северном Уэльсе в 1825 г. Он держался в стороне от великой железнодорожной «мании», последовавшей за открытием в 1830 г. полноценного пассажирского и грузового железнодорожного сообщения между Ливерпулем и Манчестером. В 1843 г., когда Джеймс посетил север Англии, движение по этой ветке произвело на него глубокое впечатление: «То, что здесь творится с железными дорогами, поражает воображение; если бы я приехал сюда раньше, эту железную дорогу наверняка построили бы мы. Она должна приносить громадные суммы. Никогда еще я не видел, чтобы столько людей [ездили] из Ливерпуля в Манчестер и обратно».

Однако в продолжение первой стадии строительства британских железных дорог его брат ничего не предпринимал. Годом позже Ханна, жена Натана, написала своему старшему сыну письмо в таком же духе, как будто его нужно было убеждать в преимуществах нового средства сообщения: «Путешествие по железной дороге настолько благоприятно и выгодно в целом для всех классов общества, что нам следует… быть благодарными за такое научное изобретение… мы получили сведения одними из первых [;] наши самые далеко живущие друзья могут постоянно и часто путешествовать; благодаря такому удобству не так ощущается утрата привычного общества… оно дает большое утешение, увеличивая нашу радость жизни благодаря этому чудесному и быстрому средству сообщения».

Воодушевление Ханны оказалось почти пророческим… В 1846 г. в письме к старшей дочери Шарлотте она с такой же теплотой отзывается о железных дорогах: «Есть некоторая роскошь в том, чтобы ездить в карете, запряженной лошадьми… но из-за многочисленных остановок и других неудобств я решительно отдаю предпочтение железным дорогам… и, хотя многие, особенно утонченные люди, высказываются против них, лично я предпочитаю забавляться пейзажами и сменой обстановки, что получаешь… при таком способе путешествия».

Самое интересное в ее письмах — то, что Ханна испытывала потребность подробно перечислять преимущества железных дорог, особенно для представителей младшего поколения, которые, по ее мнению, должны были воспринимать железные дороги как данность, но относились к ним настороженно. Наверное, поэтому Ханне пришлось извиниться перед Лайонелом в конце письма: «По-моему, я испытываю твое терпение, и ты наверняка назовешь меня энтузиасткой железных дорог». Нам доподлинно известно, что отношение к железным дорогам Ната, брата Лайонела, было прямо противоположным: в 1848 г. он отказался встретить Лайонела в Кале, потому что «от поездки по железной дороге у меня так ужасно болит голова, что я никак не могу решиться на 30-часовую тряску».