Книга Громбелардская легенда - Феликс В. Крес

Незнакомец спрятал меч и стилет под плащ и отошел на шаг назад. Арма перешагнула через лежащего без сознания, наклонилась и подняла свою брошку.

— Последний раз я жду так долго, — гневно бросила она, спеша к выходу из переулка. — Я тебе плачу, и ты должен быть на месте, как только мне это потребуется! Мне блевать охота, когда я смотрю на этот город…

Мужчина коротко поклонился, подождал, пока «подопечная» несколько удалится, после чего двинулся за ней следом, как и прежде.

Раненый все еще скулил в переулке.

Оказавшись у городских ворот, Арма позвала одного из солдат. Был уже вечер, и ей нужно было обеспечить себе возможность возвращения в город; с наступлением ночи ворота запирались. Солдат показал ей начальника поста. Арма обменялась с ним несколькими негромкими словами; десятник рассмеялся, хлопнул ее по заду и протянул руку. Брошка с рубином пришлась ему весьма по вкусу. Он махнул рукой. Блондинка отыскала взглядом своего спутника и кивнула ему. Он приблизился к ней, и она тихо проговорила:

— Обними меня… Я сейчас изображаю самую дорогую шлюху в городе.

Они прошли через ворота.

— Я вернусь одна, — сказала она. — Ну ладно. Дашь мне свой стилет. Проберись в город так быстро, как только можешь. И жди перед трибуналом, как обычно. Кто знает, не придется ли мне совершить в эту ночь еще пару прогулок…

Вскоре они оказались перед домом Лошадника. Хозяин был немного пьян, но тотчас же протрезвел, услышав, зачем пришла Арма. Он кричал и плакал до тех пор, пока она не назвала сумму.

Весть о тяжелой болезни первой наместницы судьи разошлась повсюду. Вновь начали строиться предположения и сплетни; никто не знал, чем, собственно, больна дочь императора. Доступ к ней имели немногие. Кроме Норвина и Армы, она видела лишь свою доверенную служанку, дартанскую Жемчужину. Первый день прошел спокойно, но уже на второй день из личных покоев наместницы стали доноситься крики и шум самых обычных скандалов. Вскоре они смолкли. Арма вообще оттуда не выходила. Норвин днем и ночью стоял на страже у входа в покои, вместе с несколькими своими солдатами. Ситуация перестала быть необычной, начиная становиться опасной. Посланника от князя Рамеза отправили восвояси. Прибыл второй — того просто прогнали, ибо он оказался чересчур настойчив. Приходивших по разным делам урядников тоже отсылали прочь. Наконец пришел второй наместник судьи и прямо потребовал свидания с ее высокоблагородием. Норвин объяснял, оправдывался и лгал. В конце концов он просто преградил путь к дверям, опершись о них.

— Ну проходи, ваше высокоблагородие, — сказал он, когда наместник начал повторять свои требования.

Урядник принял его слова за чистую монету и начал возиться с дверями. Норвин не отходил. Он вовсе не был гигантом, тем не менее роста был солидного — и потребовалось бы четверо таких старичков, как второй наместник судьи, чтобы открыть двери, у которых он стоял, скрестив руки на груди.

— Да отойди же, господин! — со злостью воскликнул урядник. — Я не могу войти, пока ты тут стоишь!

— Я как раз и пытаюсь это тебе объяснить, — сказал Норвин. — Пока я здесь стою, ты никуда не войдешь.

На этом разговор закончился.

Что не значило, что проблема решилась.

Попытки проникнуть к Верене становились все более настойчивыми. Урядников или просителей можно было прогнать, слуг отослать, любопытных не пускать. Но в любой момент мог прибыть третий посланник от князя-представителя, в обществе солдат дворцовой гвардии. Мог, что более вероятно, появиться лично сам князь… Никто уже, похоже, не верил в таинственную «болезнь» — и действительно, если бы вход к ее высокоблагородию охранял не Норвин, а кто-либо другой, его давно уже убрали бы силой. Однако привязанность бывшего коменданта легиона к императорской дочери была общеизвестна, и потому все еще пытались верить, что не случилось какого-либо покушения. Однако Верена вскоре должна была появиться. Дочь императора и — с некоторого времени — фактически самая важная особа в Громбеларде не могла в одно мгновение просто так исчезнуть. Независимо от причин.

Норвин послал еще за двумя солдатами. Включая его самого, в передней Верены с этих пор находились семь вооруженных людей.

Охраняемые двери чуть приоткрылись.

— Ваше благородие… — сказала Арма.

Норвин молча пошел за ней. Они миновали канцелярию и оказались в дневной комнате Верены. Дальше уже была только ее спальня.

Громбелардка остановилась. Она была невысокого роста, и ей пришлось задрать голову, чтобы взглянуть Норвину в лицо. Он увидел, что женщина крайне устала и взволнована.

— Что с ее высочеством? — спросил он.

— Можешь увидеться с ней, господин, — устало сказала Арма, — хотя, думаю, ты предпочел бы подобного зрелища избежать. Она связана, и во рту у нее кляп.

Норвин стиснул зубы, потом открыл рот, желая что-то сказать, но передумал.

— Я знаю, о чем ты думаешь, ваше благородие, — сказала Арма. — Но другого выхода нет. Это продлится несколько дней. Припадки тем сильнее, чем больше этой дряни она принимала, но, вообще говоря, это не должно долго продолжаться. Похоже, она глотала это всего два месяца. Это не страшно.

Норвин молчал.

— Завтра она должна почувствовать себя лучше, — сказала Арма. — Ненадолго… Но, может быть, успеет появиться на людях и отдать пару распоряжений.

— Не знаю, есть ли у нас время до утра, — заметил Норвин. Он коротко рассказал о втором посланнике Рамеза (о первом Арма знала) и настойчивости второго наместника.

— Ну так утешься тем, ваше благородие, — подытожила громбелардка, — что если кто-то войдет туда сейчас, то нам конец. Как только из ее рта вынут кляп, ее высокоблагородие первым делом прикажет изрубить нас в куски. Если хочешь увидеть глаза того, кто тебя по-настоящему ненавидит, можешь войти. Прошу.

— Нет.

— Значит, тебе и дальше придется всех задерживать.

Норвин кивнул.

— Однако, госпожа, как только…

— Даже посреди ночи, — обещала Арма. — Даже если придется разбудить всех, мы приведем их к ней. Чем быстрее ее увидят, тем лучше.

Норвин вернулся на свой пост.

Арма некоторое время размышляла, после чего вошла в спальню. Привязанная к кровати, с кляпом во рту, Верена изгибалась дугой. С протяжным стоном она вытаращила глаза при виде Жемчужины Дома, которая хотела вытереть ей пот со лба, и глухо завыла, увидев громбелардку.

— Я больше не могу на это смотреть, — сказала Арма, обращаясь к дартанке. — Говоришь, завтра наверняка будет лучше?

— Должно быть лучше, — ответила Ленея. — Я послала за каким-нибудь снотворным. Нужно переждать, это единственный выход. Может, пять, может, шесть, может, семь дней… Потом уже с этим можно будет справиться.

— Если она захочет справиться.