Книга Друсс - Легенда - Дэвид Геммел

Зибен держался в седле грациозно и прямо. Солнце блистало на его дорожном камзоле из бледно-голубого шелка и на серебряной окантовке высоких сапог. Длинные светлые волосы были связаны в хвост, а впереди схвачены серебряным обручем.

— Сколько их у тебя, обручей этих? — спросил его Друсс, когда они выехали.

— Увы, очень мало. Этот хорош, верно? Я приобрел его в Дренане в прошлом году. Всегда любил серебро.

— Вид у тебя, как у хлыща.

— Мне только недоставало замечаний от человека, чьи волосы, очевидно, подравнивались ржавой пилой и чья рубашка залита вином и... нет, лучше не упоминать, чем еще.

Друсс оглядел себя.

— Еще кровью — но это не моя.

— Очень утешительно. Я буду спать крепче, узнав об этом. В начале пути поэт пытался давать своему спутнику полезные советы:

— Не стискивай лошадь икрами — только ляжками. И выпрями спину. — Но вскоре Зибен махнул на это рукой. — Знаешь, Друсс, есть люди, которые рождаются наездниками, но ты к ним не относишься. Мешок с морковкой и то лучше бы держался в седле.

Друсс ответил кратко и непристойно Зибен с усмешкой обратил взор к безоблачному голубому небу.

— Хороший день, чтобы отправиться на поиски похищенной принцессы.

— Она не принцесса.

— Всякая женщина, которую похищают, — принцесса. Разве ты никогда не слушал сказок? Герои в них всегда высоки ростом, златокудры и хороши собой, а принцессы прекрасны, скромны и всю жизнь ждут принца, который освободит их. Правдивые истории не нужны никому. Вообрази только — юный герой не может выехать на поиски возлюбленной, потому что здоровенный чирей на заднице мешает сесть ему на коня! — И Зибен залился смехом. Угрюмый обычно Друсс невольно улыбнулся в ответ, и поэт продолжил: — У сказок свои законы. Женщины в них либо богини, либо шлюхи. Принцесса, прелестная дева, относится, конечно, к первой категории. Герой тоже должен быть непорочен вплоть до сладкого мига свидания с нею. Это очень возвышенно — и ужасно смешно. Любовь, подобно игре на лире, требует огромного опыта. К счастью, сказки всегда кончаются прежде, чем юная пара начнет свою неуклюжую возню в постели.

— Ты говоришь так, как будто сам никого не любил.

— Вздор. Я любил десятки раз.

— Будь это правдой, ты знал бы, какой чудесной может быть ... такая вот возня. Долго ли ехать до Машрапура?

— Два дня. Но продажа рабов всегда устраивается в день Миссаэля или Маниэна, так что время у нас есть. Расскажи мне о ней.

— Нет.

— Как? Ты не хочешь говорить о своей жене?

— Не с чужим человеком. Ты когда-нибудь был женат?

— Нет — и не стремился к этому. Погляди вокруг, Друсс. Вон сколько цветов на том холме — к чему же ограничиваться одним цветком, одним ароматом? Была у меня как-то лошадь, Шадира, — чудесное животное, быстрое, как северный ветер. Она с запасом перескакивала через изгородь из четырех брусьев. Когда отец подарил ее мне, мне было десять, а Шадире пятнадцать. И когда мне сровнялось двадцать, Шадира стала бегать уже не так быстро, а прыгать и вовсе не могла. Поэтому я купил себе другую лошадь. Понимаешь, о чем я?

— Нет, не понимаю, — буркнул Друсс. — Женщина — это не лошадь.

— Верно. На лошади, как правило, ездят дольше.

— Не знаю, что ты называешь любовью, да и знать не хочу. Они ехали все дальше на юг, и холмы стали более отлогими, а горы отступили вдаль. Впереди по дороге брел старик в выцветших синих одеждах, тяжело опираясь на длинный посох. Приблизившись, Зибен увидел, что старик слеп.

— Не можем ли мы чем-нибудь помочь тебе, дедушка? — спросил поэт.

— Помощь мне не нужна, — неожиданно сильным, звучным голосом ответил тот. — Я иду в Дренан.

— Тебе предстоит долгий путь.

— Я не тороплюсь. Но если вы согласны поделиться со мной обедом, я охотно приму приглашение.

— Почему бы и нет? Тут немного правее течет ручей — мы будем ждать тебя там. — Зибен свернул на траву и легко соскочил с седла. Друсс, подъехав к нему, тоже спешился.

— Зачем ты позвал его?

Зибен оглянулся — старик брел к ним, но еще не мог их слышать..

— Он пророк, Друсс. Ясновидящий. Разве ты никогда не слышал о таких?

— Нет.

— Это служители Истока — они лишают себя зрения, чтобы усилить свой пророческий дар. Они способны на многое — ради этого стоит потратить немного овсянки.

Поэт развел костер, подвесил над ним медный котелок с водой, насыпал овса и посолил. Старик сел у огня, поджав ноги. Друсс, сняв с себя шлем и колет, растянулся на солнцепеке. Сварив похлебку, Зибен налил миску и подал старику.

— Нет ли у вас сахара? — спросил тот.

— Нет. Есть немного меду — сейчас достану.

Поев, старик спустился к ручью, вымыл миску и отдал Зибену.

— А теперь, полагаю, вы хотите узнать свое будущее? — с кривой улыбкой осведомился он.

— Охотно послушаем, — ответил Зибен.

— Так ли уж охотно? Хотел бы ты знать, когда умрешь?

— Я понял тебя, старик. Расскажи лучше о красотках, с которыми я буду спать. Старик усмехнулся:

— Дар мой велик, но людям нужны только жалкие его крохи. Я мог бы рассказать, какие у тебя будут сыновья, и предостеречь о грядущих опасностях, но ты не хочешь об этом слышать. Хорошо, дай мне руку.

Зибен, сев напротив старика, протянул ему правую руку. Тот помолчал несколько минут и вздохнул.

— Я побывал в твоем будущем Зибен-Поэт, Зибен-Сказитель. Перед тобой длинная дорога. Первая женщина, с которой ты ляжешь в постель, будет машрапурская шлюха — она спросит с тебя семь серебряных монет, и ты заплатишь. — Старик отпустил руку Зибена и обратил незрячие глаза к Друссу: — А ты не хочешь узнать свое будущее?

— Свое будущее я творю сам.

— Вижу, что ты человек сильный и независимый, — но все же позволь мне взглянуть, ради моего собственного любопытства, что ждет тебя впереди.

— Не кобенься, парень, — вмешался Зибен. — Дай ему руку.

Друсс присел перед стариком и протянул ладонь. Странник схватил ее пальцами.

— Большая рука и сильная... очень сильная. — Внезапно старец сморщился, и тело его застыло. — Ты еще молод, Друсс-Легенда? Ты уже стоял на перевале?

— На каком перевале?

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Да, конечно. Тебе семнадцать, и ты ищешь Ровену. Да... Машрапур. Вижу теперь. Еще не Побратим Смерти, не Серебряный Убийца, не Мастер Топора — но уже могуч. — Он отпустил руку Друсса и вздохнул. — Ты совершенно прав, Друсс: ты сам творишь свое будущее, и мои слова тебе не нужны. — Старец встал и взял посох. — Спасибо за гостеприимство.