Книга Минни Шопоголик - Софи Кинселла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сзади неслышно подкрадывается мама:
– Солнышко, нам пора. Гости уже собираются в церкви.
– Но… – Я поворачиваюсь и вижу, что мама сама не своя от беспокойства. Она права. Мы не можем так обойтись с гостями. – Хорошо. Пошли.
У машины набираю новое сообщение, хотя перед глазами все плывет от слез.
Люк, мы едем в церковь. Ты можешь пропустить крестины.
Устраиваю Минни в детском сиденье и сажусь рядом с ней.
– Уверен, у него уважительная причина, – говорит папа, сворачивая с подъездной дорожки.
Мы с мамой молчим, страшась предположить, что это за причина.
– Что опять случилось, родная? – решается спросить мама. – Новый кризис?
– Наверное. – Я смотрю в окно. – Что-то очень серьезное. Больше я ничего не знаю.
Мой телефон неожиданно подает признаки жизни.
Бекки, так жаль. Не могу объяснить. Все еще в офисе. Возьмем вертолет. Ждите меня. Л
Я с недоверием пялюсь на экранчик. Вертолет? Он прилетит на вертолете?
И неожиданно я взбадриваюсь. Хочу сообщить маме и папе про вертолет, но телефон снова пикает.
Может, еще задержусь. По уши в дерьме.
Меня окатывает волной разочарования.
Какое дерьмо? Какие уши?!!
Но ответа нет. Ох, до чего же он невыносим. Вечно что-то скрывает. Наверное, просто какой-то мерзкий инвестиционный фонд заработал на пару миллионов фунтов меньше, чем ожидалось.
Церковь уже полна гостей, и я верчу головой по сторонам, приветствуя маминых партнерш по бриджу. Что вы думаете, половина из них явились в японских нарядах. Нет, я все-таки устрою маме сладкую жизнь! Слышу свой голос, раз пятьдесят повторяющий: «На самом деле у нас сегодня японско-русская тема» и «Люк летит сюда на вертолете». Затем мама выводит за руку Минни, и все дружно принимаются ворковать.
– Бекс!
Я оборачиваюсь.
Это Сьюзи, она выглядит чудесно в фиолетовом с вышивкой пальто и отороченных мехом сапогах, в волосах у нее пара деревянных мешалок для кофе из «Старбакса».
– Это все, что я смогла найти, – сердито говорит она. – Ты сказала – русский стиль! Откуда вдруг взялись японцы?
– Это все мама! – Хочу рассказать, как было дело, но тут появляется преподобный Паркер, такой нарядный в своей шелестящей белой хламиде.
– Ой, здравствуйте! – радуюсь я. – Как поживаете?
Отец Паркер не из этих нудных святош, что заставляют тебя терзаться чувством вины по любому поводу. Нет, он викарий типа «почему-бы-нам-не-выпить-джина-с-тоником-перед-ланчем». Жена его работает, а сам он всегда загорелый и раскатывает на «ягуаре».
– Прекрасно. – Он тепло пожимает мне руку. – Рад вас видеть, Ребекка. И хочу сказать, ваша японская тема очаровательна. Я обожаю суши.
– Вообще-то у нас японско-русский микс, – поправляю его я. – Будут блины и водка из стопок.
– А, в самом деле! – сияет он. – Как я понимаю, Люк задерживается.
– Он будет с минуты на минуту. – Я скрещиваю пальцы за спиной. – Вот-вот приедет.
– Хорошо. Потому что меня слегка поджимает время. Вы определились со вторым именем? Не могли бы вы написать его для меня?
О господи.
– Почти. Я почти…
– Ребекка, ну куда это годится? – В голосе викария нетерпение. – Я не могу крестить вашу дочь, не зная ее имени.
Ну вот, опять на меня давят. Я думала, викариям положено быть понимающими.
– Я окончательно решу этот вопрос, когда буду молиться, – спешу оправдаться я. – Хочу, чтобы меня вдохновила Книга. – Хватаю Библию, лежащую на соседнем столике. – Может, я решу назвать ее Евой. Или Марией.
Проблема в том, что викарий знает меня с пеленок. Он скептически приподнимает брови и спрашивает:
– А крестные родители здесь? Надеюсь, они достойные люди.
– Конечно! Вот крестная мать. – Я выталкиваю Сьюзи вперед, она обменивается с Паркером рукопожатием и принимается нахваливать церковные витражи.
Сьюзи бесподобна. Она всегда знает, что кому сказать. Вот и сейчас очень кстати завела речь о витражах. И где только она всего набралась? Должно быть, в своем пансионе благородных девиц. Если честно, витражи меня не слишком интересуют, поэтому я листаю Библию.
О-о… Далила. Клевое имя.
– Вот черт! Бекки!
Мне не послышалось? Действительно знакомый американский акцент?
Позади образуется небольшая суматоха, кто-то восклицает:
– Кто, ради всего святого, этот человек?
– Дэнни! – радостно кричу я. – Ты здесь!
Я не виделась с Дэнни очень давно. Он кажется еще субтильнее прежнего, на нем кожаное пальто в казачьем стиле, черные виниловые брюки в обтяжку и армейские ботинки. А рядом крошечная белая собачка на поводке. Тянусь обнять Дэнни, но он поднимает руку, будто должен сделать важное заявление.
– Что у вас тут за тема? – Он настроен скептически. – Японско-русский чертов фьюжн? Ты откуда, блин, черпаешь вдохновение? Вот пришлось фочно завести эту шапку Чертову ши-тцу.
– Круто. – Тут я вспоминаю о викарии. – Э… преподобный Паркер… Это Дэнни Ковитц. Крестный отец.
– Ага, мать твою! – Дэнни затыкает себе рот кулаком. – Прошу прощения. Э-э… чудесная церковь. Бодренький такой декор. Вам кто-то помогал подобрать цвета?
– Вы очень добры, – сухо улыбается викарий. – Но не могли бы вы выражаться менее витиевато во время службы?
– Дэнни знаменитый дизайнер одежды, – поясняю я.
– Да ла-адно! – Дэнни напускает на себя показную скромность. – Не знаменитый. Скорее… известный. Печально известный. А где Люк? – Он понижает голос: – Он мне нужен. Мне каждый день названивает Джарек. Угрожает, типа, в суд подать. – В голосе Дэнни тревога, и он машинально начинает говорить громче: – Ты же знаешь, я не иду на конфронтации.
Джарек – бывший менеджер Дэнни. Мы встретились с ним в прошлом году и скоро поняли, что он забирал себе солидную часть денег Дэнни и не делал совершенно ничего, только носил одежду от Дэнни забесплатно и обедал за счет фирмы. Именно Люк организовал его увольнение и вдобавок прочитал Дэнни лекцию о том, что нельзя давать человеку работу только потому, что тебе нравится его стрижка.
– Я думала, ты поменял все телефонные номера, – удивляюсь я. – Думала, ты больше не собираешься разговаривать с ним.
– Я и не разговаривал, – ощетинивается Дэнни. – Поначалу. Но у него были билеты на тот фестиваль на Бали, и мы туда рванули, ну он и узнал мой новый номер…
– Дэнни! Ты ездил с ним на фестиваль? После того, как уволил его?
– О’кей. Черт со мной. Где Люк? – Он горестно оглядывает церковь. – Люк ведь поговорит с ним?