Книга Улыбка - Тамара Квитко

– Нет, моя дорогая. Ты ведёшь себя несколько манерно. Держись проще, естественней. Наблюдай за моим поведением. Не завышай слишком голос. Чуть спокойнее и возьми чуть ниже.

– Хорошо. Спасибо за замечания.

– Пожалуйста. Для тренировки хорошо бы почитать стихи.

– У Адама была первая жена Лилит, но слишком земным был для неё Адам. Лилит его отвергла и вернулась на небеса. Адаму её заменила земная – Ева. Ну это так. Вспомнилось. Не бери в голову.

– Браво! Замечательно! Говори что-нибудь ещё.

– Счастье – простое, каждодневное действие во благо другого.

– Интересная мысль. Я так не думала. Продолжай, пожалуйста, Антонина.

– Нет ничего заманчивее жизни и ничего – трагичнее жизни.

– Глубокомысленно. И голос звучит лучше. Продолжай, пожалуйста.

– Бывает, и скорлупа от яйца приносит немалую пользу, так и разбитые надежды в определённых обстоятельствах становятся неиссякаемым источником вдохновения.

– Одним словом – не будем падать духом! – констатировала довольная Хана.

– Мы все учились понемногу…

– А ты образованная и начитанная, Антонина.

– Да нет. Я только учусь. Сложившаяся система – устойчивее складывающейся, что даёт способность противостояния внешним угрозам. Попытка найти взаимопонимание не смешна ли настолько, насколько нелепа? Только ставя перед собой сложные цели и задачи, загружая себя работой и в первую очередь работая над собой, есть возможность избежать одиночества и снизить ощущение бесконечной трагичности происходящего.

– Ты, что умные мысли наизусть заучиваешь? – удивлённо и с большим интересом посмотрела на Антонину Хана, словно увидела её впервые.

– Зачем? Они у меня в голове. Я сочиняю для тебя.

– И стихи сразу можешь сочинить?

– Ничего нет проще.

– Вот это да! Антонина, ты – большой талант!

– Да нет. Тренировка.

– Продолжай держать голос. Звучание голоса становится более убедительным. Слушаю твои стихи, – тоном приказа произнесла Хана.

– Хорошо. Попробую… О творчестве будет как нельзя более кстати:

От безликости ряда причин —В единичку самосознанья,Из далёкости стынь-величинНеопознанности мирозданья —Чудо голоса – внутренний слухЗвуком тянущим, грудью морскою,Бестелесностью – нежности пух —Еле слышен, влечёт за собою;Ниспадающей дымкою с горИ ползучим туманом в низине —Воркованья незлобный укор.Истекают истоком причины,Проявляя желанный узор —Домотканый невинен ковёр.

– Здорово! Браво! А можешь ещё? – потребовала Хана, не веря своим ушам.

– Это, как ты поняла, о творчестве, – повторила Антонина.

– Красиво о творческом процессе. Так машина не сочинит.

– Машины почище сочиняют и быстрее.

– А мне не нравятся, как они сочиняют. Сложно, но бездушно.

– Согласен. Здорово выпендриваются эти машины.

– Что ты сказала? Антонина! Почему ты перешла на мужской род? В наказание – сочиняй ещё и не забывай про тембр голоса.

– Прости, сбилась с роли.

– Не забывай. Это очень для тебя важно. Будем тренироваться дальше. Слушаю.

– Один момент. Сейчас, сейчас… Вот это:

Назойливо, тягуче и плакуче,Предчувствуя иное бытиёВсплывает не оформлено, зыбучеТворимое тобою – не твоё.И резкостью наводки, как в бинокле,Предстанет Афродитою нагойИль дамою прекрасною в пролётке…Увидишь – ходишь сам не свой.Живительность картин сетчатку глаза,Как краски по холсту, пьянит красой.Слова и глаз – точней от раза к разу,Берись за кисть, перо и жизнь воспой!К творцу приходит свыше вдохновенье.Поэт – слагает стих. О радость воспаренья!

Хана была более чем удивлена – потрясена! Однако в её душу закрался элемент недоверия: она заподозрила, что эти стихи были сочинены ранее и сейчас только воспроизводятся по памяти. Ей захотелось проверить, и она сказала прямо, о чём втайне подумала. Антонина нисколько не обиделась и, сделав небольшую паузу, прочитала:

Немея, создать тишинуПротиву – немого закона.Любимице рифме войну —Дерев засыхающих крона…Невнятно и робко – гул строф.Освоенность духа – пареньеСнимает легчайший покров,Вострится ушное уменье.Прогалиной, талым снежком,По кромке ледка – недоверье,Но буквы – наклонно рядкомВ порыве встают вдохновенья.Так мастера кисть завершает мазок,Так издали слышен пастуший рожок.

И сразу, без перерыва:

Трудно выстоять в выверте дней,Не унять от раздумий тоски.Тёмных красок палитра видней.Злости выверт. Безумны мазки.Замирает душа. Неказист?Бег куда? От другого – к себе?Припадает к земле жухлый лист —Не мятежность, но верность судьбе.И раздумий – тягчайше кольцо.Выбор сделан. Сомнения – прочь.Ветер осени. Краска – в лицо.Бесконечною кажется ночь.

Хана завороженно слушала. Антонина продолжала:

Оно ещё не сказано. В пластах,Спелёнатое… Странно и плакучеТоропит появиться на устах,Как солнце озаряет из-за тучи.Из глуби, уголочков естестваВсплывает, как в шампанском пузырьки,Наитие чудесного родства —Снующие у берега мальки.И тянет, как цепочку из воды,Нанизывая бусинки понятийНа буквы строчек – стройные рядыВ испуге от корректорских изъятий.Так прорывается подземное теченье —Глубинных вод с надземными смешенье.

– Сеанс стихосложения окончен! Спасибо за внимание, – раскланялась Антонина. – Не слышу бурных аплодисментов.

– Браво! Браво! Просто изумительно. Твои стихи замечательны. Я бы никогда не смогла так, – зааплодировала Хана.

– Тебе понравилось? Думаю, и ты любишь сочинять стихи. Прочти, пожалуйста, что-нибудь.

– Мне с тобой не сравниться.

– Прошу, прошу! Мы не на турнире поэтов, – проговорила Антонина с очаровательной улыбкой. – Смелее! Ну!

– Хорошо. Вот это, пожалуй.

Упоительна синь небес.Облака потеряли весИ плывут, истончая тлен, —Белизны невесомый плен.

– Отлично, Хана! Почитай, пожалуйста, ещё.