Книга Тиберий Гракх - Александр Немировский

К вечеру ливень утих. Казалось, гневное божество приняло жертвы и удовлетворилось ими. Сельчане впервые за много дней свободно вздохнули. Но передышка была недолгой. Ночью раздался страшный грохот. Авл соскочил со своего сундука и выбежал наружу. Его чуть не сбил поток. Доносились заглушаемые ревом воды крики.

– Выносите детей! – закричал Авл, переступая порог.

И вот уже отец, держа в руках близнецов, стоит по колено в воде под платаном. Рядом с ним мать с Меммией. Кора дерева была мокрой, и руки Авла скользили, он ухватился за толстую нижнюю ветку. Еще одно усилие, и, подтянувшись, он сел на нее верхом.

– Отец! – крикнул он. – Давай!

К утру хлынул дождь. Вода прибывала. Поглотив нижние ветви, она уже плескалась совсем близко. Мимо неслись бревна. Жалобно мыча, проплыл бык.

Когда совсем рассвело, стало ясно, что поток подмыл берег, и обрушившаяся глыба, перегородив реку, направила ее на деревню. Теперь у Меммия не осталось ни дома, ни денег, ни имущества. Погибла и домашняя святыня – очаг предков.

Вода спала к утру следующего дня. И только спустившись с деревьев и холмов, люди поняли всю глубину постигшего их несчастья.

Авл поднялся на холм и огляделся. Вон там стоял их дом, около самого высокого в деревне платана. Справа белела вилла Фупилия.

– Этот нисколько не пострадал, – сказал Квинт, показывая на виллу, – теперь он прикупит рабов, расширит хозяйство. Все его богатство выросло на несчастьях таких, как мы.

К вечеру они дошли до Тибра. Мост снесло, и людей переправляли лодочники. Пришлось отдать за переезд последние два асса.

На другом берегу Меммий увидел такую же группу бездомных людей. Подойдя к седоволосому старцу, несшему в руках изображение пенатов, богов – покровителей семьи, Квинт спросил:

– Что, и у вас наводнение?

– Наводнение? Какое наводнение! Просто землевладелец согнал с земли за долги.

– Куда же теперь?

Старик ничего не ответил. Пожал плечами и взглянул на небо: его судьба в руках богов!

К полудню второго дня Меммий и его семья были уже в Риме. Здесь жила его сестра. На нее теперь вся надежда.

Авл был в Риме впервые. Толпы праздного народа, узкие улицы, застроенные каменными домами, поразили его. Он поминутно останавливался и оглядывался по сторонам.

– Посторонись!

Четверо чернокожих великанов пронесли на плечах крытые носилки, в которых на атласных подушках полулежал пожилой сенатор в тоге с широкой пурпурной каймой.

– Он болен? – спросил Авл отца.

Квинт рассмеялся.

– Здоров как бык! У него столько рабов, что он может не утруждать своих ног.

Какой-то плешивый человек в потертой тоге, вертевшийся неподалеку, услышав замечание Меммия, закричал:

– Эй ты, деревенщина! Как ты можешь так говорить о знатном и щедром господине Квинте Помпее?!

– Да я не сказал о нем ничего дурного. А ты чего, его адвокат?

Стоявшие рядом каменщики рассмеялись. Их язвительный смех обратил плешивого в бегство.

Один из каменщиков бросил ему вслед с презрением:

– Сразу видать, что за птица. Клиент! Развелось их теперь в Риме видимо-невидимо. Живут на подачках. Каждое утро у дверей домов богачей выстраивается целая орава таких прихлебателей.

– Зачем? – удивился Авл.

– Поздравляют своих патронов, целуют им руки. А вот работать их не заставишь. Дай им даже землю в собственность, не уйдут из Рима. Забыли, как держать плуг.

– Даже если не забыли, – добавил другой каменщик, – не возьмутся за него. Им хлеб достается легко. Пошел с патроном на комиции, опустил за него табличку в урну, и подарок обеспечен.

– Дешев хлеб, взятый у богача, но не каждый может унизиться и взять его, – пробормотал Меммий. – Лучше уж снова стать воином, чем пресмыкаться, как червяк.

Пройдя Форум, Квинт Меммий свернул направо, на Субурру. Здесь не было видно хорошо одетых богатых людей. У подворотен огромных безобразных домов нищие в грязных лохмотьях протягивали руки и хватали прохожих за одежду. Навстречу прошло несколько молодых женщин в пестрых одеждах с ярко накрашенными лицами. По грязной мостовой бродили тощие собаки с вылезшей шерстью. Осел рылся мордой в канаве, разыскивая, чем поживиться. Тут же играли дети. Один из них, уродец с тонкими ногами и большой, как тыква, головой, швырнул в Авла комок грязи.

Стоял невыносимый для деревенского жителя смрад, запах скученности и нищеты. Перейдя на другую сторону улицы и миновав канаву, полную нечистот, Квинт остановился у пятиэтажного дома с балконом.

– Здесь! – сказал он, показывая на дом.

Звереныш

С тех пор как уехал Аттал и увез Аристоника, чувство тревоги не покидало Нису. «Как будет житься моему мальчику у свирепых ромеев?.. Конечно, хорошо, что царь увез его из Пергама. От зверенышей можно всего ожидать. Но ведь и на чужбине ему придется несладко, без языка, без друзей, без отцовской помощи и материнской ласки».

Ниса отложила вязание и взяла кувшин. Проходя мимо поленницы, она услышала за ней какой-то шорох, но не придала ему значения. «Наверное, мыши», – подумала она.

Вернувшись, она закрыла щеколду и понесла кувшин в спальню. Переступив порог, она неожиданно увидела Аттала. Он сидел на кровати и смотрел на Нису безумными глазами.

Ниса уронила кувшин. Он разбился, ледяная вода залила ей ступни, но она не ощущала холода, парализованная страхом.

– Федра! – произнес Аттал, протягивая руки к Нисе. – К тебе пришел твой Ипполит!

Он расхохотался, радуясь своей находчивости.

Ниса молча пятилась.

– Куда же ты уходишь, Федра?! – прошипел юноша и снова захохотал. – Ах! – хлопнул он себя по лбу, изображая забывчивость. – Ты же рабыня! Рабов не пускают в театр. Ты не знаешь о Федре и Ипполите. Федра была дочерью царя Миноса и второй женой царя Тесея. Она влюбилась в своего пасынка Ипполита и пыталась его совратить. Но Ипполит в отличие от меня был тверд как камень. Тогда она оклеветала его перед мужем, обвинив в предсмертной записке в насилии, и покончила с собой. Поняла?

Аттал вскочил и, быстро приблизившись к Нисе, схватил ее за руку.

– Не притворяйся глупой! – продолжал он. – Не то я тебя повешу и скажу дяде, что ты хотела меня совратить.

– Аттал в это не поверит, – прошептала Ниса.

– Ну и пусть не верит! Тебе от этого не станет легче!

В глазах его блеснул злой огонек.

– И запомни, – произнес он, не отводя от нее взгляда, – ты его рабыня. А когда он умрет, я буду твоим господином и сделаю с тобой все, что захочу. Но я хочу сейчас. У меня не было женщин. Ты будешь первой. Люби меня, Федра!