Книга Чужой муж - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Живя с женщиной, помешанной на нарядах, чуть ли не ежедневно демонстрирующей самые дорогие изыски современной моды, Говоров волей-неволей вошел в курс, так сказать, и модных течений, и цен на одежду. Он мигом отметил, что наряд Таси хоть и предельно прост, но элегантен и дорог. Ну да, Шульгин ведь тоже вхож в те же распределители, где одевается Маргарита, однако Маргарита предпочитает и другие фасоны, и другие цвета, и другие прически. Хотя… Тася теперь тоже носит прямые волосы. Вспыхнула мгновенная тоска по вороху ее неуемных кудрей, но тут же Говоров был вынужден отметить, насколько идут Таисии эти мягкие пряди, обрамляющие лицо. Оно кажется строже – и моложе.
Почему она изменила прическу? Что это значит? Что те кудри остались в прошлом, как и он сам, Михаил Говоров? А Шульгину нравится эта новая Тася?..
А ему-то самому, Говорову, она нравится?..
Михаил Иванович подавил печальную усмешку: ему совершенно безразлично, что она наденет и как уложит волосы. Лишь бы смотреть на нее…
Ну, вот он стоял и смотрел, а Тася была так увлечена, что даже не замечала его. Однако некоторые быстроглазые девчонки уже обратили внимание на мужчину начальственного вида, стоящего в дверях, и бросали на него беспокойные взгляды.
Дальше прятаться было глупо, и Говоров шагнул вперед:
– Здравствуйте, дети!
Тася резко обернулась.
Лицо ее на какой-то миг сделалось растерянным, испуганным, изумленным до бледности, но почти сразу она овладела собой и холодно улыбнулась:
– Здравствуйте, Михаил Иванович.
Девчонки повскакивали с мест и принялись с любопытством таращиться на гостя.
– Здравствуйте, Таисия Александровна. Накормите голодного щами? – шутливо спросил Говоров.
Тася приподняла брови и спокойно сказала:
– Девочки, давайте, пока вода закипит, пять минут погуляем.
Те, вытирая о разноцветные фартуки запачканные мукой руки, толкаясь, заспешили из кабинета.
– Прямо как в старые времена, – ласково сказал Говоров. – Ты на кухне, в фартуке…
– Да, – кивнула Тася. – Только я больше не твоя кухарка.
Голос ее звучал враждебно.
Говоров вздохнул, сказал, словно извиняясь:
– Да это я так. Ностальгия… Ты теперь педагог, методист… Начальство довольно, дети обожают…
С тех пор как до него дошли слухи, что Тася начала вести кружок домоводства в Доме пионеров, он украдкой интересовался, как у нее идут дела. Правда, сам не мог понять, радуют его успехи Таси или все-таки огорчают.
Почему огорчают? Да потому что она все уверенней находит свое место в жизни! Замуж вышла, учится в институте, на работу устроилась… Но в этой жизни нет места Михаилу Говорову, вот в чем беда!
– Ты что, наводил обо мне справки? – резко спросила Тася.
– Ну должен же я знать, что творится в моем городе, – попытался отшутиться Говоров, однако Тася не приняла шутки и строго спросила:
– Миша, зачем ты приехал?
– Тася… – начал было Говоров дрогнувшим голосом, пытаясь взять ее за руку, но Тася отвернулась, отошла к окну.
– Ну, если официально, то с инспекцией! – заявил Говоров уже совсем другим тоном – дружеским и почти равнодушным. Однако тут же не выдержал игры, сбился: – А если честно, то на тебя посмотреть.
Тася глянула так, что Михаилу Ивановичу пришлось начать оправдываться:
– А что? Дом пионеров – место общественное, так что имею право.
Говоров неторопливо снял модный светлый плащ на клетчатой подкладке, небрежно бросил его на стул, сел сам и деловито заговорил:
– У тебя когда по расписанию занятия? Понедельник, среда, пятница? Вот запишусь… – Подпер голову рукой, посмотрел на Тасю усталыми, страдающими глазами: – И буду смотреть на тебя, сколько захочу!
Наконец-то улыбнулась! Ей было приятно это услышать, сразу понял Говоров. Более того – она хотела это услышать!
Тася взяла со стула его пальто, прижала к себе, села, глядя грустно и ласково:
– Выглядишь плохо. Устал?
Он вздохнул:
– Не сплю ни черта… Благодаря, между прочим, дочуне… твоей и моей! Очередную блажь вбила себе в голову!
Тася смотрела непонимающе.
Говоров поднялся, нервно зашагал по кабинету:
– Я думал, через пару дней домой вернется. Не выдержит в этой общаге! Так нет!
Он нервно схватил со стола нож, осмотрел его внимательно, сам не зная зачем, и швырнул обратно:
– Да… Ладно, дам ей еще неделю… нет, две! Пусть нахлебается сполна! Потом разгромлю эту богадельню – и поганку домой верну. А то, чего доброго, еще замуж выскочит!
Тася смотрела на него, слушала, но ничего не говорила.
Выдохнул и яростно продолжил:
– Упертая! Характер все показывает!
– И в кого это она, интересно, такая? – насмешливо спросила Тася.
Говоров покосился было бешено, вздернул голову… потом пожал плечами, усмехнулся:
– Ну… да!
* * *
Последнюю стипендию Родион получил в прошлом месяце, и от нее уже давно помину не осталось. Он вообще тратил деньги не считая! Однако Лиле стипендия не полагалась: конечно, круглая отличница, но из очень состоятельной семьи, а стипендии распределяли в первую очередь малоимущим.
О том, что она теперь уже не принадлежит к этой очень состоятельной семье, Лиля, понятное дело, деканат в известность не ставила.
Чтобы выжить, Родион ночами разгружал вагоны. Это был очень популярный «калым» не только среди студентов, но и среди других горожан, которым нужно было подработать. Само собой, крепость мышц и спин считалась обязательной: «мямлики-зяблики» и одной ходки с тяжеленными мешками не выдержали бы, не то что шестьдесят – семьдесят, как делал за ночь Родион. Он был сильный, проворный, упорный, он знал, что у него теперь жена, которую надо кормить… Честно говоря, первое время, возвращаясь в общежитие, он надеялся встретить в своей комнате не только жену, но и тестя, который не выдержал разлуки с любимой дочкой и явился умолять ее вернуться под отеческий кров… разумеется, с супругом!
Однако явление тестя пока задерживалось. Михаил Иванович Говоров оказался на редкость упрям!
Ну что ж, Родион Камышев тоже отличался редкостным упрямством, а также терпением. Он поймал свой миг удачи и не сомневался, что рано или поздно эта удача Жар-птицей засияет в его руках!
Не сомневался еще и потому, что Лиля была так влюблена, так ласкова и заботлива! Ничего, что денег у них порой хватало лишь на две картофелины к обеду, да к чаю – хлеб с вареньем из старых, деревенских запасов Родиона, и что варенья этого осталось всего полбанки. Зато иногда, когда разгружали ящики с вином, учетчица вручала работягам бутылку-другую из «боя» (понятное дело, этот самый «бой» через раз был с особым старанием организован грузчиками), и тогда удавалось не только поесть, но и выпить.