Книга Ошибка юной Анны - Вадим Норд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Профессор Казначеев? – Александр никогда не слышал такой фамилии.
– Он невропатолог, – пояснил Рыкалов. – И прирожденный бизнесмен, весьма успешный. Кроме «Академии» имеет долю в трех стоматологических клиниках и в сети салонов красоты. Они с Мартовой были бы не прочь расширить свой бизнес за счет присоединения «Палуксэ». И вдобавок Сергей Вячеславович испытывает к Мерзлякову личную неприязнь. Что-то между ними когда-то произошло, что именно, не знаю…
По выражению лица Рыкалова было видно, что он знает, но не хочет говорить. Александр не стал настаивать. Личная неприязнь так личная неприязнь, мотивы в данном случае не столь уж и важны.
– Третья грань – политическая. Несколько лет назад Вадим Родионович вдруг решил пойти в депутаты нашей городской думы. Мотивы у него были самые что ни на есть искренние – неприкосновенность потребовалась, потому что им серьезно заинтересовался ОБЭП на пару с налоговиками. – Рыкалов криво усмехнулся и покачал головой. – Депутатом Мерзляков не стал, не пустили его. Проблемы свои, однако, как-то решил, но пока пытался бороться за депутатский мандат, испортил отношения с нашим мэром, Ерофеевым. Если бы не расположение губернатора, Мерзлякову пришлось туго, потому что Ерофеев мужик крутого нрава. Хозяин! Чуть что не по нему – в бараний рог согнет. Вот вам весь наш расклад. Можете представить, сколько человек давят на Званского и будут давить на судью. Качалов со Словоходовым могут быть ни в чем не виноваты, но они работают в клинике Мерзлякова, и поэтому…
Рыкалов развел руками, давая понять, что исход следствия в какой-то мере предрешен.
– Бурчаков – раз, Мартов – два, Ерофеев – три, – называя фамилии, Рыкалов поочередно загибал пальцы на правой руке, – общественное мнение – четыре, справедливый гнев родственников Викулайской – пять. Вадим Родионович понимает, что ему придется туго, вот и нервничает. Поэтому он и пытался заручиться вашим расположением. В другом случае мнение авторитетного специалиста из Москвы могло бы стать для него спасательным кругом, но сейчас навряд ли… Не тот расклад. Он и ко мне подкатывался, соблазнял, но у меня с ним не те отношения, чтобы я пошел ему навстречу. Хотя бы в малом. С другой стороны, я сторонник справедливости и сводить счеты с Мерзляковым, руша карьеры двоих коллег, не стану. Кстати, для сведения, раз уж всю изнанку вам предъявляю, – Вадим Родионович обмолвился, что если ему не суждено выйти сухим из воды, то он, скорее, склонен пожертвовать анестезиологом, нежели Качаловым, ведущим хирургом своей клиники. Званский тоже нервничает. С одной стороны, на него давят враги Мерзлякова, с другой, высокопоставленные покровители у Мерзлякова тоже есть, иначе бы сожрали его с потрохами давным-давно. Сцилла и Харибда, а между ними – следователь Званский, любитель спокойной жизни.
– Сцилла и Харибда, – повторил Александр. – А между ними – три врача, имевшие несчастье работать в клинике Мерзлякова.
– Несчастье! – хмыкнул Рыкалов. – Да такого несчастья, Александр Михайлович, у нас люди годами ждут. Вадим Родионович, при всех его недостатках, прекрасно понимает, что за хорошую работу нужно хорошо платить. Того же Качалова и в Москву звали, и в Питер, и в Киев, и в Астану… А он продолжал работать в «Палуксэ», потому что очень хорошо там зарабатывал. Но сейчас Качалов попал конкретно, как говорит мой старший, что есть, то есть. Даже если пронесет, то все равно неприятно. У меня дважды умирали на столе пациенты, я знаю, что это такое.
Рыкалов помолчал немного, затем тряхнул головой, как будто отгоняя воспоминания, и продолжил:
– Ну и строго между нами, Александр Михайлович, чтобы нигде на меня не ссылаться… Мерзляков со вчерашнего дня распространяет слухи о том, что вы вымогали с него взятку за благоприятное заключение, а он вам ее не дал…
– Ух ты! – искренне восхитился Александр. – Вот наглец.
– Нахальство – второе счастье, – сказал назидательным тоном Рыкалов. – Медицинский мирок у нас маленький, слухи распространяются со скоростью света, до меня прямо вчера и дошло. Я его понимаю, хоть и не оправдываю – не удалось договориться, так попробуем опорочить. Какой вы, однако, Александр Михайлович. Сначала деньги вымогали, а теперь подбиваете Званского на повторные допросы, нагнетаете и разжигаете.
– Я всего лишь хотел разобраться! – раздраженно воскликнул Александр. – Поймите, я сам склонен считать, что со стороны хирургов не было халатности, но я хотел бы убедиться в этом окончательно. Весь абсурд этой ситуации в том, что я на данный момент выступаю на стороне Вадима Родионовича, а он…
– А он считает иначе! – докончил Рыкалов. – Каждый судит по себе. Если вы отказались от денег, значит, собираетесь навредить. Кстати, Александр Михайлович, а линия поведения анестезиолога вам не кажется странноватой? Вы же ведь, насколько я понимаю, уже основательно вгрызлись в дело? Изучили, подумали?
– Не кажется, – честно ответил Александр. – Ничего странного. Именно так и должен вести себя анестезиолог, желающий выйти сухим из этой мутной воды. Анестезиолог обеспечивает операцию, а проводит ее хирург, он же и принимает решения. При желании можно представить все следующим образом – анестезиолог говорит о появлении экстрасистол, хирург, не обращая внимания на его слова, продолжает оперировать…
Рыкалов кивнул, давая понять, что согласен с ходом мыслей Александра.
– В экстрасистолах нет, казалось бы, ничего особенного, – продолжал Александр, – но ведь вскоре наступила фибрилляция. Не были ли экстрасистолы предвестниками более серьезного нарушения ритма, точнее – не могли ли быть? Не следовало ли хирургам остановить операцию сразу после того, как они услышали про появление экстрасистол? И было ли им сказано об этом? Анестезиолог экстрасистолы зафиксировал, но в своей объяснительной он не пишет о том, что сообщил про них хирургам. Мог и не сообщить, но на суде скажет, что сообщил. Вроде бы пустяк, но при наличии определенного желания…
– При наличии желания – совсем не пустяк, – согласился Рыкалов. – При наличии желания любая муха не то чтобы в слона, в целого мамонта раздувается. Даже без этих экстрасистол. Можно обвинить врачей в том, что они недообследовали пациентку, халатно собрали анамнез и столь же халатно проводили операцию, а описание ее и объяснительные не отражают истинного хода событий… Смерть на операционном столе имела место? Имела. Вот и все, никакие оправдания особенно не помогут. Прошло, знаете ли, время, когда следователи и судьи безоговорочно принимали на веру то, что писалось в историях болезни и амбулаторных картах. Написано, подписано, значит – документ. Сейчас подход другой. Они что угодно напишут, лишь бы себя обелить, вот какой сейчас подход.
– Вот поэтому я и хотел поговорить с коллегами, – сказал Александр. – А не для того, чтобы нагнетать и разжигать.
Погода продолжала радовать, было солнечно и времени хватало, поэтому Александр решил пройтись от клиники до кремля пешком. Зря он хвастался, утверждая, что без проблем сможет найти кремль. Сначала, правда, пошел правильно, затем свернул не туда и понял это не сразу. Но ничего, не опоздал, правда, пришлось пройти километра полтора быстрым шагом, но это только на пользу. Раз уж в эти выходные не суждено побывать в тренажерном зале и поплавать в бассейне, так хоть спортивной ходьбой частично компенсировать получилось.