Книга Из варяг в Индию - Валерий Ярхо

Спаслись братья Бековича, в числе немногих они были отпущены на родину. Оставшиеся в живых пленные были проданы на невольничьих рынках Хивы — эти рынки были одним из главных центров работорговли в тех краях.

О судьбе попавших в плен участников похода 1717 года время от времени до России доходили лишь обрывочные известия. По рассказам самих хивинцев, в 1728 году русские невольники, которые согласились служить в гвардии хана, сговорившись с аральцами и другими степняками, хотели умертвить хивинского хана. Намерение это провалилось из-за того, что русских опередили двое придворных евнухов-персов, зарезавших хана еще до прибытия степняков. При расследовании этого дела заговор русских был раскрыт, и многие из них были убиты. Но около восьмидесяти человек заперлись в городской башне, где держались около двух недель без воды и еды, дожидаясь атаки аральцев на Хиву. Но степняки так и не решились на набег, и тогда русские, выговорив себе условия сохранения жизни, сдались. Некоторые из пришедших с Бековичем прожили в плену до глубокой старости, кое-кого отпустили со временем домой, кого-то выкупали, но сношения с Хивинским ханством прервались на долгие годы. После разгрома отряда Черкасского хивинцы, опасаясь мести русских, постарались вообще не вступать с ними ни в какие официальные сношения; они неукоснительно придерживались этого правила полторы сотни лет. В России же сложилась и долго жила поговорка — про того, кто нежданно попадал в тяжелую ситуацию, говорили: «Пропал как Бекович», хотя нам, конечно же, всегда было приятнее слышать про «шведов под Полтавой».

Степная дипломатия

После оглушительной неудачи похода князя Черкасского попытки отыскания путей на Восток через Среднюю Азию русскими правителями оставлены не были. Конечно, войска уже не посылали, но рекогносцировочные группы армейских топографов и разведчиков сделали еще несколько попыток проложить маршрут. В Каспийское море для описания его берегов было направлены несколько экспедиций, в одну из которых вошел и поручик Кожин, отказавшийся идти с Черкасским в поход. После разгрома отряда освобожденный от обвинений, он снова занялся картографированием Каспийского побережья и столь преуспел в этом деле, что составленные им карты были презентованы французской Академии наук в качестве научного пособия. Это было высшим знаком признания его трудов, какой только можно было себе вообразить.

Одно время предполагали даже путь в Индию проложить через Сибирь, Китай, с которым имели регулярные дипломатические сношения, и Тибет, как бы в обход враждебных ханств. Для такого «обходного маневра» очень удобно было использовать калмыков, чья власть в степи была сильна, а ханы их имели отличный повод для посещения Тибета — буддисты по вероисповеданию, правители калмыков получали ханские регалии от далай-ламы именно там.

Злой гений князя Бековича-Черкасского калмыцкий хан Аюка, железной рукой правивший в степи не один десяток лет, умер 19 февраля 1724 года. После его кончины остались восемь сыновей, но власть попыталась узурпировать ханша Дарма Бала, за год до того так взбунтовавшая калмыков против русского престола, что пришлось даже посылать в улусы карательную экспедицию. По указу из Петербурга ненадежную ханшу отставили и впредь наместником ханского престола повелели считать сына Аюки — Черен-Дундука.

Хан Аюка обращался к императору Петру с просьбой отпустить его на поклон к далай-ламе, но получил отказ. Петр заподозрил старого хитреца в том, что тот затевает очередную каверзу, и велено ему было ответить: «При старости лет твоих, такой дальний и продолжительный путь весьма неудобен, а по сему, пользы службы нашему величеству для, оставь сие предприятие». Ставший наместником престола сын Аюки в 1728 году также подал прошение, в котором изъявлял желание отправиться в Тибет к далай-ламе, дабы помянуть усопшего отца. Но русский двор и в этот раз ответил отказом, посоветовав Черен-Дундуку не ездить самому, а отправить особое посольство, которому и поручить исполнить все необходимые обряды.

Повинуясь этому наказу, Черен-Дундук и его мать Чуюла направили в Тибет посольство Калики Гюленя и при нем сорок всадников. Этот отряд прошел через Казань и Тобольск к китайской границе, снабженный продовольствием, подводами и всем остальным необходимым в пути за казенный счет. В Тобольске к посольству присоединился в качестве «пристава» тамошний дворянин Федор Пошехонов и с ним толмач Плотников. Но от этих сопровождающих калмыки отделались в Урге, сказав, что поедут не прямо к далай-ламе, а сначала в Пекин и уж оттуда в Тибет. Для проезда в Пекин пристав и толмач не имели соответствующих бумаг, и китайские власти их просто не пропустили далее, принудив вернуться в Селенгинск.

По возвращении этого посольства в Россию Гюленя и его людей, прямо с русской границы взятых под стражу, доставили в Москву, где с них сняли подробный допрос. При обыске у посла изъяли двенадцать листов, писанных далай-ламой к Черен-Дондуку лично и калмыцкому народу вообще. Послания перевели и не обнаружили ничего вредного: это были благословения народу калмыков, «дабы сохранить его от всяких напастей». Посольство привезло от далай-ламы для Черен-Дундука жалованную грамоту, ханское знамя, убор и прочие знаки ханского достоинства. Но Черену они так и не достались — эти ханские регалии получил 10 сентября 1733 года Дундук-Омбо, призванный на ханство вместо Черен-Дундука, показавшего себя «не способным к управлению».

На допросах в Москве калмыки Гюленя рассказали, что в Пекин они поехали, потому что китайцы, у которых идет война, прямо ехать к далай-ламе не позволили, поскольку путь туда пролегал через опасные места. Потом из Пекина они ехали от одного города к другому на юг три месяца, до Калганской степи, а от Калгана пошли во владения далай-ламы, до которого добирались еще три месяца. В самом же Тибете прожили они два месяца и, исполнив поручения пославшего их наместника Черен-Дундука, отправились в обратный путь, оставив у далай-ламы трех юношей для обучения. С ними далай-лама переслал священные для буддистов идолы-бурханы, книги, листы благословений и лекарства. С посольством к калмыкам отправились также тибетские ламы и лекари.

Кроме того, посланники рассказали, что от далай-ламы наследнику Черен-Дондуку был присвоен некий чин, но «в чем состоит достоинство того чина, они не знают». Им велено было также передать на словах: «Дается Черен-Дундуку от далай-ламы благословение на счастье».

* * *

Став ханом, Дундук-Омбо в 1738 году также захотел отправить посольство в Тибет и писал на имя императрицы Анны Иоанновны, прося на то разрешения; объяснял он это свое желание необходимостью исполнения обрядов буддизма «ради спасения себя в этой жизни и будущем веке». Императрица «оказала свое соизволение на сие прошение», и в июне того же 1738 года калмыцкое посольство из семидесяти человек во главе с Джамбой Джамбе отправилось в дальний путь через Казанскую и Симбирскую губернии, опять же за казенный счет. Кроме проезжих бумаг через все города русского государства, им выдан был «особливый паспорт» для проезда через китайское государство. К этому посольству присоединился селенгинский дворянин Иван Резанов и толмач Степан Савельев.