Книга Великий магистр революции - Яна Седова

Доклад датирован 26 января 1917 г.; на следующий день рабочая группа была арестована. «Это вполне в духе Протопопова, — пишет Катков, — готовить месть своим политическим врагам, ради этого арестовать рабочую группу и забыть, что таким образом он лишается средств контроля над рабочими столицы и услуг своего агента Абросимова». «Арест рабочей группы, — пишет Глобачев, — произвел ошеломляющее действие на ЦВПК и в особенности на Гучкова, у которого, как говорится, была выдернута скамейка из-под ног: связующее звено удалено, и сразу обрывалась связь центра с рабочими кругами. Этого Гучков перенести не мог; всегда в высшей степени осторожный в своих замыслах, он в эту минуту потерял самообладание». Гучков и Коновалов обратились с протестом к кн. Голицыну, доказывая ему, что рабочая группа не замышляла переворота. «Если бы вам приходилось арестовывать людей за оппозиционное настроение, то вам всех нас пришлось бы арестовать», — сказал Гучков. Голицын к протесту «отнесся благосклонно», но рабочую группу не освободил. Гучков с Коноваловым выступали с протестом в прессе, а Коновалов 17 февраля 1917 г. еще и в Государственной думе, «…рабочей группе приписывают стремление осуществить не что другое, как превращение России в социал-демократическую республику, — говорил Коновалов. — Абсурдность этого обвинения настолько очевидна, что может исключительно свидетельствовать об умственном убожестве тех носителей своеволия…» и т. д.

30 января 1917 г. Гучков собрал совещание представителей Думы и Государственного совета, на котором объявил, что рабочая группа не стремилась к социал-демократической республике. На этом совещании предлагалось устроить шествие рабочих к думе с требованием освобождения рабочей группы, т. е. осуществить прежний, несколько видоизмененный замысел. Предлагалось также призвать рабочих к забастовке особым манифестом. Председателю Совета министров донесли, что решение принято не было; на самом деле оба предложения были исполнены. Гучков разослал по фабрикам и заводам циркуляр ЦВПК с призывом протестовать против ареста рабочих, а 14 февраля перед Таврическим дворцом появилась небольшая демонстрация.

Глобачев, по докладу которого была арестована рабочая группа, полагает, разумеется, что этот арест был большим ударом для Гучкова. Через четыре дня после ареста охранное отделение докладывало, что «завоевателям власти» «придется начинать сначала». Так, вероятно, вначале показалось и самому великому заговорщику. Но когда после ареста рабочей группы в Петрограде начались забастовки, Гучков мог понять, что время работает на него. О забастовках и сходках в Петрограде охранное отделение доносило 31 января 1917, 1, 3,4, 7, 8, 9, 10, 13 февраля. 14 февраля бастовало 89 576 рабочих, 15 февраля — 24 840, затем движение стало уменьшаться, но 23 февраля бастовало уже от 78 500 до 87 500 человек.

Правительство знало о планах Гучкова и целях рабочей группы. Рабочую группу удалось арестовать; арестовать руководство ЦВПК правительство, к сожалению, не решилось. «Ах, если бы только можно было повесить Гучкова!» — писала Императрица Государю. Государь, конечно, его вешать не собирался, хотя было очевидно, что руководит заговором именно Гучков, «авантюристическая натура» которого обсуждалась в 1915 г. даже в Совете министров. Государь знал о действиях Гучкова еще и из телеграммы председателя астраханской монархической партии Тихановича-Савицкого 30 декабря 1916 г. Как пишет Мельгунов, «читатель будет удивлен, узнав, какую резолюцию положил Николай II на донесении Тихановича, полученном через Нилова: во время войны общественные организации трогать нельзя. Злоумышляющего Гучкова, которого наряду с Керенским царица так хотела бы повесить, царь повелел при докладе Штюрмера 16 сентября только предупредить, что он подвергнется высылке из столицы».

Масоны, наоборот, окружили себя такой таинственностью, что о них не знал даже сам Глобачев. «Изумительно: не было там провокаторов», — пишет Кускова. В воспоминаниях немасонов почти нет свидетельств о масонах, только Нилов в марте 1917 г., по словам Мордвинова, сгоряча сказал, что «огромная масонская партия захватила власть», и Воейков упомянул о «масонских марионетках». Государь о масонстве каким-то образом узнал; Он вызывал даже для такого доклада полк. Герасимова, который в то время был начальником охранного отделения. Надо ли говорить, что и Герасимов ничего о масонах не знал? Государственную думу, с трибуны которой правительство и Императрица открыто обвинялись в измене, тоже никто к ответственности не привлекал. Единственное, на что правительство решалось, — это перерыв думской сессии. Революционная роль Земгора была ничтожной; Земский союз и Союз городов приносили слишком много пользы армии, чтобы смотреть на антимонархические действия их руководителей. «Невозможно было избежать официальных контактов между главнокомандующими фронтов и лидерами общественных организаций, функции которых заключались в помощи армии, в уходе за ранеными и больными, во все усложняющейся и расширяющейся организации снабжения продовольствием, одеждой, фуражом и даже оружием и боеприпасами», — пишет Катков.

Не мог поддержать правительство и Петроградский гарнизон, состоявший в основном из новобранцев и выздоравливающих. «В сущности, — пишет ген. Дубенский, — эти запасные батальоны вовсе не были преображенцы, семеновцы, егеря и т. д. Никто из молодых солдат не был еще в полках, а только обучался, чтобы потом попасть в ряды того или другого гвардейского полка и получить дух, физиономию части и впитать ее традиции. Многие из солдат запасных батальонов не были даже приведены к присяге». «Вы знаете, что это за публика? — говорил Шульгину «один офицер». — Это маменькины сынки!.. Это — все те, кто бесконечно уклонялись под всякими предлогами и всякими средствами… Им все равно, лишь бы не идти на войну… Поэтому вести среди них пропаганду — одно удовольствие… Они готовы к восприятию всякой идеи, если за ней стоит мир».

Распоряжение держать эти запасные гвардейские батальоны в Петрограде было сделано другом Гучкова военным министром ген. Поливановым. Попытка изменить положение натолкнулась на противодействие другого друга Гучкова — Гурко. «Государь мне сообщил, — пишет Воейков, — о выраженном им генералу Гурко желании безотлагательно вернуть в Петроград с фронта одну из двух гвардейских кавалерийских дивизий. Почему-то это желание царя генералом Гурко исполнено не было, и вместо гвардейской кавалерии он прислал в мое распоряжение в Царское Село находившийся на фронте батальон гвардейского экипажа». «Царь был этим недоволен, — говорит Протопопов в показаниях, — я ему выразил удивление, как Гурко осмелился не исполнить его приказа?»

Государь знал или чувствовал, что должно произойти. 9 февраля 1916 г. он приехал в Думу. «Отойдя несколько шагов от нашей группы, Николай вдруг остановился, обернулся, и я почувствовал на себе его пристальный взгляд, — пишет Милюков. — Несколько мгновений я его выдерживал, потом неожиданно для себя… улыбнулся и опустил глаза. Помню, в эту минуту я почувствовал к нему жалость, как к обреченному. Все произошло так быстро, что никто этого эпизода не заметил. Царь обернулся и вышел».

«Можно сказать, что русская власть не имела ни склонности, ни способности к саморекламе», — говорит Ольденбург. У русской власти не было и склонности к самозащите. Не было и времени заниматься внутренними разногласиями в период войны. Государь, видимо, до последней минуты верил, что до такой подлости, как развязывание бунта во время войны, не дойдет даже Гучков. Это убеждение старались укрепить и ^заговорщики. 7 января 1917 г. Некрасов в Москве на собрании общественных деятелей объявил, что «гроза» разразится только после окончания войны. Правительство забывает, говорил он, «что на другой день после окончания войны оно останется без гроша денег, и без нас оно не получит ни копейки [ни] за границей, ни путем внутреннего займа». Хотя Некрасов в это время вместе с Гучковым уже завершал подготовку переворота, он пустил погоню по ложному следу; его речь была Дословно донесена председателю Совета министров и его, вероятно, и успокоила. «Кругом измена и трусость и обман!» — так определил причины февральской революции Государь, и так это и было.