Книга Времена года - Дарья Волкова

Собственные пальцы завораживали. Не было отвращения. Неприятия. Паники. Какое-то неуемное любопытство – бесстыдное. Ощущение открытия всех тайн бытия разом.

Она далеко не сразу решилась включить воду и все-таки смыть с себя эти интимные последствия близости.

Когда, приняв душ, вышла из ванной комнаты, он был еще в спальне. И Майя споткнулась на пороге.

Она боялась увидеть пустую постель. И что он снова курит на балконе. Но Июль лежал среди шоколадного атласа и выглядел на нем так, что она почему-то принялась подтягивать полотенце. Но шла вперед, потому что его взгляд притягивал. И шла к нему через внезапную робость, которая исчезла, когда Майя присела на краешек кровати, не сводя с него взгляда.

Как и в прошлый раз, они потянулись друг к другу одновременно. Мягкий поцелуй, вернувший ей уверенность. И вопрос:

– Хочешь поужинать?

– Очень хочу.

Она не узнала свой голос, когда ответила: он стал каким-то другим. А потом и вовсе голоса лишилась – когда Илья встал. Спокойный и нагой. И так же спокойно принялся одеваться, повернувшись спиной.

Словно она снова в ванной. И то самое неуемное и бесстыдное любопытство. Глаза отвести, может, и надо, но невозможно. На каком-то интуитивном… может быть, не далее как полчаса назад открывшемся уровне, Майя понимает – она видит перед собой тело в самом расцвете зрелой мужественности. Все, что полагается, и ничего лишнего. Она все-таки зажмурилась – не потому что стыдно, а потому что снова жарко. И хочется скинуть полотенце.

Она открыла глаза, когда Илья обернулся. Джинсы, футболка – обычная одежда. Волосы взлохмачены. Нет, не Илья. Июль. Июль, от которого сладко, остро и жарко в груди.

– Я пойду, посмотрю, что есть в холодильнике.

Он ушел. А вот Майя поняла внезапно и четко, что она – не уйдет. Просто не сможет сейчас от него уйти. И через час не сможет. И через два.

Она столько еще не рассмотрела. Она столько еще не попробовала. И не из холодильника, нет.

Решение было принято. Осталось придумать, как его реализовать. И с этим заминки не случилось. Через две минуты, спринтерски одевшись и прикрыв дверь спальни, Майя звонила маме. Чтобы сказать, что останется ночевать у Ани в общежитии – будут вдвоем готовиться к экзамену.

Ей поверили без тени сомнений: Майя никогда не злоупотребляла доверием родителей и, как хорошая девочка, всегда приходила домой на ночь. А сейчас соврала без малейших угрызений совести. Ей надо здесь остаться. Просто необходимо.

Кухню Майя нашла по звуку. Чуткий слух музыканта уловил, что некто в глубине квартиры барабанил пальцами по чему-то твердому. Этим «некто» оказался, конечно, Июль, разглядывающий внутренности огромного холодильника. Майя не дала себе времени на «подумать» и «усомниться». Демонстративно положила на стол свой смартфон и устроилась на мягкий бежевый стул.

– Мне только что мама звонила. Они уехали на дачу к друзьям куда-то в район Раменского. До завтра. А я ключи не взяла от дома, представляешь? – Илья так и стоял у раскрытой дверцы. Холодильник протестующе запищал, предупреждая. Словно бы о ее вранье. Отступать Майя не собиралась, но закончила фразу негромко: – Я могу, конечно, поехать ночевать к Ане в общежитие. А могу… остаться… с тобой.

И глаза все-таки опустила, уперла в столешницу. Не могла врать вот так, глядя в лицо. Не ему.

– Есть колбаса, икра, виноград и сыр.

Именно это она и хотела услышать, угу.

– Давай икру, чего уж. Гулять – так гулять, – голос, несмотря на старания, прозвучал уныло. Майя зачем-то подвинула лежащий на белой глянцевой поверхности стола телефон. Рядом с которым поставили как раз и виноград, и сыр. И все остальное.

– Я сделаю так, как ты хочешь, – донеслось сверху. – Могу отвезти тебя к подруге. Или ты можешь остаться здесь, – едва уловимая пауза. – Со мной.

Не думая, что делает, она, не вставая со стула, обхватила его за поясницу и прижалась щекой к ткани белой футболки. И проговорила в нее:

– Хочу с тобой… остаться.

А потом они пили шампанское – на вкус Майи, оно теплое было не хуже и не лучше холодного. Просто безвкусное. И она делала тарталетки с икрой – при всем ее кухонном неумении, сервировать стол дома доверяли именно Майе. Уж что-что, а красиво колбасу и сыр на тарелке разложить могла. Черная икра – продукт для их семьи невиданный, но и тут оказалось ничего сложного.

Странно, но все эти продуты вместе неплохо сочетались. И даже теплое шампанское, в котором Майя после второго бокала стала даже находить какое-то удовольствие. А, может быть, ко второму бокалу она опьянела.

Но самым пьянящим оказалось целоваться после этого, забравшись к Илье на колени. И оказаться потом снова в постели. И в этот раз спиной на темно-шоколадных простынях лежал Июль. Он позволил ей знакомиться со своим телом – как до этого интимно знакомился с ее. И теплое шампанское внутри убеждало не думать ни о чем, а трогать – если разрешают.

И она трогала.

И никогда, никогда и никому, даже ему, она не сознается в том, о чем думала в те минуты. Что ей казалось.

А он казался ей огромной скрипкой. И сейчас она изучала все ее… детали. Выпуклости. Выемки. Верхняя дека – нет, не гладкая, ладонь приятно щекочет. Нижняя… твердых пород дерева, как положено.

Но больше всего ее интересовала колковая коробка. Что и как нужно тронуть – пока неуверенно и осторожно – чтобы настроить. Чтобы его дыхание зазвучало иначе. Тем волшебным и тяжелым ритмом. Переливами золотого света в полуденной лазури.

– Май… – восхитительно низкой, сводящей с ума контроктавой. – Все, хватит. Я не железный.

И теперь она на спине. Не железный, нет. Твердая живая теплая сталь.

Когда нечто удивительное с тобой случается в первый раз, ты назовешь это чудом. А когда это чудо спустя пару часов повторяется – то слов ты уже подобрать не можешь. И просто наслаждаешься.

После, совсем после, уже даже после душа она, подкатившись под бок, обхватила его руками и ногами, как ребенок – мягкую игрушку. И, поскольку теперь уже горло не перехватывало, как недавно, прошептала:

– Июль. Жаркое солнце в зените. И не спорь со мной.

Он не стал спорить. Твердые губы легко скользнули: щека, висок, по волосам.

И ворочаться тоже не стал, давая себя обнимать. И про господина без сердца не сказал.

Поэтому заснула Майя счастливой.

Сказка длилась ровно день. А потом Майю вернули в отчий дом со словами: «У тебя сессия, ты должна готовиться». Вопиющая несправедливость! Но Июль был, конечно, прав. Сессия. И надо готовиться.

К тому же, хорошая девочка Майя была прилежной ученицей. Старательной и почти отличницей. Но в эту сессию все было иначе. Зубрежка давалась с огромным трудом, потому что мысли норовили уползти совсем в другом направлении. Зато инструмент в руках задышал вдруг иначе. Что-то открылось – в Майе, в скрипке, в них обеих. И они вдвоем звучали по-другому. Это слышала сама Майя. Это услышала ее педагог по специальности. А Севка, который, разумеется, явился и на ее экзамен тоже – будто мало ему своего контрабаса – Севка сидел в конце даже с открытым ртом.