Книга Исповедь меча, или Путь самурая - Этьен Кассе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В «Кодексе Бусидо» сказано:
«…воинские доспехи и снаряжение белого цвета следует считать непригодными и лишающими силы. Сквозь них просвечивает сердце их обладателя».
«Шлем обычно считается очень тяжелым, однако во время взятия крепости или другого сооружения, когда в любой миг на голову могут обрушиться стрелы, пули, камни и бревна, он совсем не покажется таким».
«Соломенную шляпу и шлем следует носить, наклонив их вперед».
«Нужно обратить внимание только на то, как выглядит шлем. Ведь шлем сопровождает голову воина в стан противника».
Ну что? Теперь-то готов самурай к бою? И да и нет. Готов, если ему открыта мудрость дзадзен.
Рай самураев
— Янутомо Цуемоти. Цу-е-моти. Писарь записал со знанием дела.
— Оружие?
Бабочка склонил на плечо темноволосую голову:
— Мне все перечислить?
— Только то, с которым вы вступите в борьбу, почтеннейший.
— Гм… Тогда меч.
— Хорошо, дорогой господин…
…Устав после долгого пути, братья Акира и Токото, дети героя Текемады, заночевали в катакомбах. На рассвете сомнения охватили их сердца.
— Глупо было заявлять себя вдвоем на участие в состязаниях, — промолвил Токото. — Надо было лучше продумать все.
— Мы просто столкнулись с неожиданностью. Кто ж знал, что они возьмут нас двоих? Впрочем, наша надежда на победу так лишь удваивается.
— И все же, — продолжал терзаться сомнениями Токото, — наш первоначальный план был иным, или же ты ничего не помнишь? Одному из нас следовало заботиться о друг ом. И что произойдет теперь, если нам придется бороться друг против друга?
— Это вряд ли!
— Нет ничего невозможного.
— Но уж больно это невероятно.
— Но что тогда мы будем делать?
— Тогда будем бороться. Все просто.
— Ты совсем обезумел, Акира? Я никогда не смогу поднять меч на тебя. А ты? Ты смог бы?
— Токото, у нас нет выбора. Это же состязание на жизнь и смерть. А ты как думал, что мы отправляемся на ярмарку, на представление актеров?
— Не знаю. Не нравится мне все это. Как представлю, что кто-то из воинов окажется сильнее тебя, а я должен буду просто смотреть, как он тебя заколет. Нет, такого я никогда бы не смог допустить.
— Прекрати. Надо постараться победить.
— А если мы оба умрем? Что тогда?
— Никто из нас не умрет. Мы — дети героя Текемады, и у нас в руках легендарный меч…
Столь же рано проснулся и Вэй Гуань Джоу, молодой монах из монастыря Шань-Тен-Лай.
После пробуждения почти в полной темноте он прочел двадцать шесть молитв Учителя Фань-Ли, сосредоточившись на цели своего путешествия — Долине Колоколов. Затем схватил свой посох и двинулся на свет дня из темноты своего ночлега.
Монах медленно приближался к арене. Круглая, посыпанная песком, она напомнила ему гигантскую мандалу. Вступил воин в круг жизни, вышел смертным из него…
— Красиво, не правда ли? — раздался за спиной у монаха незнакомый голос. Вэй Гуань обернулся. Рядом стоял высокий могучий воин в белом кимоно и темно-красных штанах. Тело воина было обвязано странной ржавой цепью, а за поясом его висел черный веер. — Я все время возвращаюсь сюда. Говорят, что я здесь и родился.
Воин улыбнулся и, поклонившись, двинулся прочь. Гуань Джоу остановил одного из слуг и спросил тог о о странном незнакомце. Почтительным шепотом слуга ответил, что это человек, который всегда побеждает. Сацудзо.
В полдень появился Митома. Странное все же было лицо у юного самурая знатного рода — с острым подбородком и близко посаженными глазами. Кимоно его было великолепно. Вальяжно прошел он по двору, остановился пред Сацудзо и громко сказал ему:
— Завтра вечером ты будешь уже мертв! Затем он двинулся к Бабочке и выкрикнул:
— Надеюсь, твоя черная кровь не очень смердит мочой, ибо завтра я пролью ее очень много!
— Что прольешь-то, мочу? — задумчиво промолвил Бабочка. — Так, может, тебе лучше надеть свивальник, коли у тебя такие проблемы.
Но Митома уже не слышал его, он двинулся к молодому монаху и презрительно усмехнулся:
— Здесь, что, собрали лишь зверье? И нет ни одного благородного человека, которого действительно стоит убить?
Все сделали вид, что не слышат Митому. Завтра, уже завтра будет решен их спор…
Сацудзо подошел к Бабочке и улыбнулся почти приветливо:
— Твое первое состязание, молодой воин?
— О, да, мой господин.
— Но ты тем не менее многое смыслишь в борьбе на жизнь и смерть, или же я ошибаюсь?
«О, нет, ты не ошибаешься, человек, — подумал Бабочка. — Я убил людей в десять раз поболее тебя».
— Кое-что смыслю… — ответил он вслух.
Путь воина и дзадзен
В сущности, весь комплекс того, что воспитывался в каждом самурае, был подчинен овладению военным мастерством, умению бороться с противником и побеждать его. Основным в жизни буси становилась война, и он готовил себя к ней. Готовил с малолетства, физически и духовно познавая «до».
Потому что познание «до» было важно и для мечников, и при стрельбе из лука, и т. д. Без «до» были невозможны и воинские искусства самурая.
Преобладающее значение имела внутренняя подготовка воина. А для этого необходима медитация, дзадзен. Дзадзен помогал самураю достичь гармонии с «отрицательным ничто» и развивал у буси состояние «повышенной готовности», не имевшее ничего общего с «малодушной сонливостью».
В «Кодексе Бусидо» сказано:
«… один воин говорит:
— Когда я встречаюсь с врагом, мне кажется, будто я входу во тьму. Поэтому я часто получаю тяжелые ранения… Почему это так?
Другой отвечает ему:
— Когда я встречаюсь с врагом, это действительно напоминает пребывание во тьме. Но если при этом мой дух пребывает в покое, он подобен ночи, озаренной бледным лунным светом. Если я начинаю поединок в таком состоянии, я знаю, что не могу быть ранен.