Книга Порт святых - Уильям Сьюард Берроуз

Мальчики-циркачи тренируют зверей для убийств и саботажа. Пушистая обезьянка залезает в генеральскую палатку с кривым ножичком. Разумные куницы знают все главные артерии. Тигры-людоеды смакуют белое мясо. Цирк разбивает лагерь возле нашей клиники, мы берем срезы, а они устраивают представление. Циркачи знают частоты звериных языков, умеют их включать и выключать. Могут устроить паническую давку или разъярить животных Мальчики рычат, рявкают, мурлычут, повизгивают, скалят друг на друга зубы, точно собаки. Ебутся, широко разевая рты, воют и скулят, и видно как волоски встают сначала у них на лодыжках, потом рябь идет вверх, точно гусиная кожа, даже на жопе волосы встают, и от шеи до макушки. Они закидывают головы и воют, а рядом подвывает стая волков.

Пим-Пам, мальчик-слон, рост пять футов, один глаз черный, другой зеленый. Он ничего не говорит, но испускает колебания, которые чувствуешь внутри. Нам приходится взять его срезы на природе, там, где бродят слоны — большое стадо в трех сотнях ярдов перед нами. Несколько сот голых новобранцев Биафры[36] окружили нас и внимательно наблюдают. Пим-Пам наклоняется, руки на коленях, я ввожу режущую трубку в его худую тугую задницу и включаю вибратор. Он начинает дрожать всем телом, качает головой, паза излучают панику Когда он кончает, паника выпрыгивает из него, проносится по траве и бьет слонов. Слоны задирают хоботы и стадом, так, что трясется земля, несутся к английскому консульству. Я спрашиваю мальчика, как это у него получается, и он пишет на грифельной доске: «Я вижу то, что мне хочется, и, когда кончаю, это происходит».

Мальчики-гангстеры двадцатых годов, пистолет-пулемет, черный «кадиллак». Они устраивают стриптиз под «Звездную пыль». Один садится на заднее сиденье. Мальчик-гангстер, корчась, присаживается на своего дружка — тот точно раскрывается — чувствуешь напор в его яйцах прорывающихся по пустым улицам закусил губу глаза сияют. Вот они на углу, три стрелка со Среднего запада. Он разбрызгивает вокруг малафью пустые гильзы градом осыпают его тело все перебиты.

Мальчики-шаманы разыгрывают представления, от которых враги начинают чихать, смеяться и икать. Двое ебутся стоя, они не переставая смеются, потоки хохота, и смех забирается прямо вам внутрь. Ебутся на четвереньках, встают на дыбы, и со спермой вылетает АПЧХИ АПЧХИ АПЧХИ — они могут метать ее на пятьдесят футов. Один корчится у другого на коленях, оба начинают икать, поначалу медленно, но потом все быстрее и быстрее, выплевывая икоту, точно пули. Другие мальчики умеют вызывать ветер и землетрясения голые на холме по колено в траве плавно покачивая бедрами простирают руки «Ветер Ветер Ветер» и ветер поднимается свистит вокруг их тел сдувая сперму. Тут шарашит ураган. Сейсмические мальчики ебутся медленно и грузно семьдесят тонн на квадратный дюйм ты чувствуешь как оно зарождается под земной корой здания рушатся люди бегут мальчики кричат и грохочут и вертят бедрами а по земле ползут трещины.

Музыкальные мальчики с флейтами, барабанами и цитрами сплетают из шерсти, струн и проводов сети, извлекающие музыку ветра. Русый мальчишка волчий Пан синие глаза распят на резинках черный пацан забирается ему между ног и вгоняет вибратор. Мальчик-Пан играет на флейте все быстрее и быстрее и когда он кончает мы с Брэдом летим на пол. Мальчик, черный и сияющий, как обсидиан, встает на колени с барабаном между ног, другой, пристроившись сзади, и трахает его под барабанную дробь. Мальчики изображают голую восьмерку под рокот барабана, один застыл в центре. Это помесь китайца и южно-американского индейца, прямые черные волосы, кожа гладкая как фарфор с нежным розоватым отливом. Из кожаного футляра достают инструмент, похожий на колокол со склоненным к раструбу глушителем, и приделывают к режущей трубке. Взглянув на колокол, парень опускает глаза, кусает губы. Два мальчика несут его на операционный стол, встают по бокам, задирают ему ноги. Они вставляют трубку, колокол торчит наружу. Один мальчик, очень высокий и худой, стоит перед колоколом и дует в огромный рожок из тончайшей меди, изогнутый, точно ракушка. Звука не слышно, только колебания, сотрясающие мальчика изнутри — и вот уже две половины его тела ходят ходуном на костях кажется он сейчас развалится пополам и он кончает до подбородка еще и еще раз.

Зеленый парень в узких кожаных плавках стоит улыбаясь и медленно трет хуй пальцем. Маленький черный мальчик объясняет: «Это — мальчик-ящерица. Думать очень медленно. Много не говорить». В таком темпе это занимает у него три часа, и в оргазме он изгибает железную кровать и завязывает ее узлом.

Два змеиных мальчика со скошенными подбородками и иссиня-черными глазами в плавках из рыбьей чешуи. У них шипящий язык, от которого ноют зубы. Мы ведем их в операционную и вставляем трубки. Они лежат, глядя друг на друга немигающими змеиными глазами. Потом один открывает рот, выскакивает клык в дюйм длиной, впиваясь в другого. Оба кусаются, шипят и заливают простыни желтой спермой. Они торчат на укусах — извиваются от головы до пят, чтобы избавиться от яда. Позднее мы исследуем яд. Похоже на цианистый калий — убивает за считанные секунды. У мальчиков-змей к нему иммунитет.

Как-то вечером в сумерках я перечитывал «Питера Пэна» и вдруг почувствовал этот запах, это было нечто, скажу я вам, как гниющий сексуальный труп, и я знаю, что это мальчики-бубу. Они носят розовые, багровые и желтые рубашки в тон своим язвам. Стоят утомленно, чешут друг друга и покуривают маленькие трубки. Все это розовато-лиловое, перезревшее, тошнотворно сладкое. Мы натягиваем резиновые перчатки и маски. Когда они раздеваются для обследования, никто не снимает одежду сам, за него это делает другой мальчик, а потом его раздевает приятель. Они все делают так — кормят друг друга, прикуривают друг другу трубки, чешут язвы, вытирают друг друга. Язвы сами по себе интересны: эрогенные, набухшие, гноящиеся. Один мальчик демонстрирует, как язва ползет по его телу и перебирается на соседа. Так они и стоят, перекидываясь язвами. Один показывает на оптометрическую таблицу и струйкой лилового гноя через всю комнату попадает в маленькую букву «г». Они умеют стряхивать с язв мелкую пыльцу, которую разносит ветер, заражая все на много миль вокруг.

Тут Брэд, точно плохой католик из романа Грэма Грина, кричит: «Грэг, у меня угрызения совести». Я говорю, чтобы не глупил — разве это хуже ядерной бомбы? Мы должны взять сыворотку из язв, чтобы использовать против врага, лезущего в чужие дела — своих осталось не больше, чем у оспы — тягучие страдающие запором жрущие тушенку христиане прыгают на честных индейцев с вертолета, оплаченного МПВ[37]… «Привет, ребята»… Ну привет привет ты мерзкая падаль — и водяной пистолет прямо ему в гнилые серые зубы. От этих язв люди Уоллеса[38] прогниют до костей за полминуты.