Книга Куриный бульон для души. 101 история о женщинах - Дженнифер Рид Хоуторн

Вторым знаменательным событием было решение, что с меня довольно операций на руках. Я родилась с шестью пальцами на каждой руке и без костяшек. Операции начались, когда мне было шесть лет, и к 16 годам мне их сделали двадцать семь. Врачи удалили лишние пальцы, укоротили другие и сделали мне костяшки. Я была настоящим маленьким музейным экспонатом – случалось, что на меня приходили посмотреть до 500 хирургов одновременно. Но, хотя работа над руками не закончилась, я устала и решила, что имею право сказать: «Оставьте мое тело в покое!»

Семья согласилась, что я еще успею довершить начатое, когда стану взрослой. Но про себя я думала: «Нет. Хватит. Какие есть руки, такими пусть и остаются». Вот и все.

У меня был друг по имени Дон. Мы вместе учились с первого класса и были не разлей вода. Однажды вечером Дон пришел ко мне в гости, и мы принялись обсуждать предстоящий выпускной вечер средней школы – мы собирались праздновать всю ночь. Чем мы в эту ночь будем заниматься, никто не знал, но сама идея будоражила нам кровь. Вдруг Дон ни с того ни с сего спросил:

– Тебе очень нравится Чарли, да?

– Да, очень, – ответила я.

– Но ты ведь знаешь, Кэрол, что есть одна проблема – ты ему никогда не понравишься, – продолжал Дон.

– Это еще почему? – удивилась я, а про себя подумала: «Я покрашусь в блондинку. Я знаю, как это на них действует. Или даже лучше – стану танцевать в группе поддержки».

Дон ответил:

– Кэрол, ты что, не понимаешь? Ты Чарли не нужна – ты же деформирована.

Эти слова ударили, как пощечина. Я поверила в них. Они стали моим образом жизни.

Я пошла работать учительницей начальных классов, решив, что это самое подходящее место для деформированных.

В первый год преподавания у меня в классе была девочка по имени Фелиция – самый прекрасный ребенок из всех, кого я когда-либо видела. Однажды мы учились писать букву «А».

Для первоклассников это означает большой толстый красный карандаш, разлинованные зеленые тетради и старательные движения «вверх и вниз». В классе было тихо-тихо, все прилежно работали. Я посмотрела на Фелицию и увидела, что она пишет, скрестив пальцы. На цыпочках подойдя к ней, я наклонилась и шепнула:

– Фелиция, а почему ты так пишешь?

Малышка посмотрела на меня огромными прекрасными глазами и ответила:

– Потому что я хочу во всем быть похожей на вас, миссис Прайс.

Фелиция не видела во мне никаких деформаций – лишь необычность. В каждом из нас есть что-то, что нам не нравится и что мы называем деформацией. Можно считать себя неправильными – или особенными. И от этого выбора зависит вся наша жизнь.

Кэрол Прайс

Красные фургончики

В первый месяц я просто наслаждалась жизнью. После развода, переехав вместе с Джинн, Джулией и Майклом (тогда им было шесть, четыре и три года) из Миссури в мой родной город на севере Иллинойса, я испытала огромное счастье от того, что здесь нет вечной борьбы и унижений.

Но первый месяц прошел, и я начала скучать по своим друзьям и соседям, по нашему милому кирпичному дому, построенному в стиле ранчо в пригороде Сент-Луиса. Особенно мне его не хватало, когда я окидывала взглядом белый бревенчатый домик, построенный 98 лет назад, в котором мы поселились теперь. Это было все, что я могла себе позволить на деньги, оставшиеся после развода.

В Сент-Луисе у нас были все удобства: стиральная машинка, сушка, посудомойка, телевизор и машина. Теперь на смену ощущению комфорта среднего класса пришла паника нищеты. В спальнях на втором этаже было холодно, хотя дети почему-то этого не замечали. Не обращали они внимания и на полы, покрытые линолеумом, от которых у них мерзли ножки – просто теплее одевались и раньше ложились спать по вечерам. Я жаловалась на стылый декабрьский ветер, проникавший во все щели. Но дети только хихикали – им нравился «сквознячок» – и забирались под уютный клетчатый плед, который подарила нам тетя Бернадин, когда мы только переехали.

Мысль об отсутствии телевизора вселяла в меня панику:

– Что мы будем делать по вечерам без любимых передач? – спрашивала я. Я жалела, что дети пропустят рождественскую программу. Но сами они были настроены куда более оптимистично и творчески. Они достали все свои игры и уговорили меня сыграть вместе в «Карамельную страну» и «Пиковую даму».

Устроившись на протертом сером диване, мы одну за другой читали детские книжки с картинками из городской библиотеки. Мы слушали пластинки, пели песни, жарили попкорн, строили потрясающие башни из конструктора «Тинкертой» и играли в прятки, бегая по всему дому. Дети научили меня веселиться без телевизора.

Однажды в промозглый декабрьский день, всего за неделю до Рождества, пройдя две мили до дома от магазина, где я работала неполный день, я вдруг вспомнила, что сегодня нужно стирать белье. Я ужасно устала, целый день раскладывая рождественские подарки для других людей и переживая, что мне не на что купить подарки собственным детям.

Забрав детей от няни, я погрузила огромные корзины с грязной одеждой в их красный фургончик, и мы все вчетвером отправились в прачечную в трех домах от нас. Там мы дождались, пока освободятся машины, а затем – пока люди освободят столы. В этот раз сортировка, стирка, сушка и укладка заняли больше времени, чем обычно.

– Мам, а ты взяла изюм или крекеры? – спросила Джин.

– Нет. Придем домой – поужинаем, – отрезала я.

– Смотри, мам! Снег! Какие большие снежинки! – воскликнул Майкл, прижавшись носом к запотевшему оконному стеклу.

– Дорожки мокрые, – добавила Джулия. – Снег идет, но не долетает до земли!

Их воодушевление только сильнее расстроило меня. Мало нам холода – теперь еще снег и слякоть под ногами. А я даже не распаковала их зимние ботинки и варежки.

Наконец постиранная и аккуратно сложенная одежда была разложена по корзинам и погружена в фургончик. Мы вышли на улицу. Было темно – хоть глаз выколи. Неужто уже половина седьмого? Немудрено, что дети проголодались. Обычно мы ели в пять.

Осторожно ступая, мы шли по слякотному тротуару. Целая процессия: хмурая мать, трое маленьких детей и четыре корзины свежевыстиранного белья в стареньком красном фургончике. Ледяной ветер жег лицо.

Мы пересекли по зебре оживленное четырехполосное шоссе. Уже у края дороги передние колеса фургона поскользнулись на льду, он накренился, и все белье вывалилось прямо в черную лужу грязи.

– О нет! – взвыла я. – Джин, хватай корзины! Джулия, держи фургон! Майкл, вернись на тротуар!

Я побросала мокрую грязную одежду обратно в корзины.

– Ненавижу! – кричала я. Злые слезы заливали мое лицо. Я ненавидела эту нищету, когда нет ни машины, ни даже стиральной машинки и сушки. Я ненавидела эту погоду. Я ненавидела жизнь матери-одиночки, вынужденной тащить на себе трех маленьких детей. И больше всего я ненавидела этот безумный предрождественский период.