Книга Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки - Сергей Семанов

Вот описываются охотничьи проказы Леонида Ильича, отрывок столь забавен и вместе с тем выразителен, что его нельзя не воспроизвести:

«Возвращаясь с охоты в хорошем расположении духа, Леонид Ильич всегда говорил начальнику охраны: «Этот кусочек кабанятины отправить Косте (Черненко), вот этот – Юрию Владимировичу, этот – Устинову». Потом, когда фельдсвязь уже должна была бы до них донестись, брал трубку и звонил. «Ну, как, ты получил?» – «Получил». Тут Леонид Ильич с гордостью рассказывал, как он этого кабана убивал, как он его выслеживал, какой был кабан и сколько он весил. Настроение поднималось еще больше, те, в свою очередь, благодарили его за внимание, а Леонид Ильич в ответ рекомендовал приготовить кабана так, как это всегда делает Виктория Петровна».

Эти добродушные шуточки с кабаньими шматками – едва ли не единственная интимность, которая известна в отношениях Брежнева и Андропова. Нет никаких данных, чтобы между ними возникали какие-то душевные отношения, как это водилось у Леонида Ильича с Устиновым, Щелоковым и тем паче с верным «Костей». Так что «кабаньи шуточки» с пожеланием кулинарных рецептов от супруги – пустячки, игра; пожилой Генсек до конца дней оставался хитер и осмотрителен.

К Андропову он всегда относился с подозрением (и, как увидим, не зря). Это отчетливо просматривается в его действиях. Андропов коронуется на Лубянке 19 мая 1967 года. Его, как положено, освобождают от поста Секретаря ЦК по соцстранам, но уже на следующем пленуме он входит кандидатом в члены Политбюро – всем давали ясно понять, что это не только личное повышение самого Андропова, но и престижа его ведомства: после Берии уже полтора десятилетия шефы «органов» в Политбюро не заседали.

Все вроде бы шло успешно для новой карьеры Юрия Владимировича. Но… уже в ноябре у него появляется первый зам, второе лицо в ведомстве – многоопытный в сыскных делах Цвигун, доверенное лицо Генсека. С июня 1970-го должностью «простого» зампреда назначается Цинев, в его ведение входила разведка.

Но третий случай в этом ряду особенно характерен. В июне 1950-го закончил Днепропетровский металлургический институт молодой коммунист, скромный участник войны Виктор Чебриков. Получил назначение поначалу самое скромное – рядовым инженером на завод, но прослужил, он в этом состоянии лишь несколько месяцев, а затем перешел на партийную работу. Карьера была стремительна: уже в 61-м становится первым секретарем огромного промышленного города Днепропетровска (всего-то в тридцать восемь лет, явно не без покровительства!), а в 67-м – вторым секретарем обкома (три миллиона подданных!).

Брежнева перевели из Днепропетровска в Кишинев в июле 1950-го, вряд ли он мог знать способного студента Витю Чебрикова, но Леонид Ильич через своих многочисленных наследников-земляков внимательно следил за кадрами любимой епархии и охотно выдвигал их – примеров тому множество. Так вот его взор (а только он и решал подобные вопросы) остановился на перспективном партработнике Чебрикове: того примерно в одну пору с Андроповым переводят на Лубянку, где он делается начальником Управления кадров.

Не станем преувеличивать: в КГБ, как и в любом советском учреждении, отдел кадров – контора второстепенная, но… уже в сентябре следующего года он делается еще одним замом Андропова (по внутренним вопросам). Итак, не успев оглядеться на новом месте, Андропов оказался окруженным частоколом коренных брежневцев, которые своей карьерой целиком были обязаны «хозяину». Так «человек со стороны» оказался на Лубянке под присмотром сразу с трех сторон. Оценим осторожную предусмотрительность Леонида Ильича, позже она принесла ему важные результаты.

Правда, Андропов получил и приятное известие: руками Брежнева (ну, тот делал приятное прежде всего самому себе) 27 сентября 1967 года на Пленуме ЦК был изгнан из Секретариата Шелепин. Теперь уже он не имел никакой возможности вмешиваться в оперативные дела Андропова, а вскоре неудачливого властолюбца окончательно задвинули во второстепенное ведомство, в разнесчастные советские профсоюзы, бесправные до неприличия. Для кадрового партработника это не могло не стать подлинным унижением. Там Шелепин успокоился до пенсии, на которой пребывал до самой кончины в 1994 году.

Любой гражданин Советского Союза, живший в то время, может твердо засвидетельствовать, что на большинство народа назначение Андропова на Лубянку не произвело никакого впечатления. К Шелепину-то не успели привыкнуть, к Семичастному тоже, а тут еще вдруг Андропов, которого вообще никто не знал, не ведал. Автор может также засвидетельствовать, что в молодой русской интеллигенции, которая имела все основания интересоваться положением в «органах», нового начальника КГБ восприняли так же: какой-то партчиновник…

Однако в иных, куда более узких, зато значительно более осведомленных кругах это событие восприняли совсем по-иному. Небезызвестный Рой Медведев недавно вспоминал об этом:

«Хорошо помню, что смещение Семичастного и назначение Андропова вызвало тогда в кругах интеллигенции, и особенно среди диссидентов, положительные отклики и предсказания. Об Андропове говорили как об умном, интеллигентном и трезвомыслящем человеке. Его не считали сталинистом. Некоторые из известных тогда диссидентов предполагали, что назначение Андропова ослабит репрессии среди инакомыслящих, заметно возросшие в 1966 году и начале 1967 года. Именно тогда по инициативе КГБ в Уголовный кодекс РСФСР (и, соответственно, других республик) была внесена новая статья – 190(1), в которой предусматривалась уголовная ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй». Хотя наказания по новой статье были не столь суровы, как по статье 70 УК РСФСР».

Да, в ограниченных и вполне определенных кругах приход Андропова был воспринят положительно: «сталиниста» Семичастного сменил «интеллигент» (повторим, называть Андропова этим почтенным в России словом нет никаких оснований, если не считать очков, лысины и левантийской внешности). Но некая часть интеллигенции без кавычек изначально сочувствовала интеллигенту в кавычках. Любопытны тут заметки известного писателя Юлиана Семенова (его «девичья» фамилия, впрочем, Ляндрес, сын журналиста-интернационалиста):

«Андропов читал роман, посмотрел фильм и хотел познакомиться со мной поближе. «Вы бы ко мне не зашли? У нас есть два входа: один для сотрудников и другой с площади. Вы в какой хотите?» Я говорю: конечно, с площади! А когда я пришел, он посмеялся: «Академик Харитон, наш ядерщик, тоже все с первого подъезда заходит». Первое, о чем я его спросил, когда вошел к нему в кабинет: можно ли посмотреть, что лежит на столе у Председателя КГБ? Он перевернул несколько листков – смотрите. А смотреть не на что. Я говорю: мне бы архивы ваши… Он подумал и сказал: «Вы знаете, раз уж я стал Председателем КГБ, то мне пришлось о вас узнать… Ну зачем вам носить в голове государственные секреты? Вы сепаратны, живете сами по себе, связывают с семьей вас только дети, вы любите застолья, много путешествуете… Зачем архивы? Вам достаточно воображения и того, что вы читаете по-английски, испански, немецки». И он, кстати, натолкнул меня на идею «Семнадцати мгновений весны».

Или вот характерно в той же связи свидетельство бывшего советского дипломата О.А. Трояновского, деятеля вполне либерального. «Андропов любил мыслить аллегориями, – вспоминает Трояновский, – и обладал чувством юмора. Он почти наизусть знал Ильфа и Петрова, любил цитировать их, а иногда и сам не прочь был подшутить. Вскоре после того, как его назначили Председателем КГБ, он позвонил мне и говорит: Олег Александрович, куда вы исчезли? Приезжайте к нам, посадим вас (на слове «посадим» он сделал многозначительную паузу)… напоим чаем».