Книга Мое самодержавное правление - Николай I

Только что некий Бестужев, адъютант дяди, явился ко мне лично, признавая себя виновным во всем.

Все спокойно.

Будучи обременен занятиями, я едва имею возможность отвечать вам несколькими словами на ваше ангельское письмо, дорогой, дорогой Константин. Верьте мне, что следовать вашей воле и примеру нашего Ангела – вот то, что я буду иметь постоянно в виду и в сердце; дай Бог, чтобы мне удалось нести это бремя, которое принимаю я при столь ужасных предзнаменованиях с покорностью воле Божией и с верою в Его милосердие.

Я посылаю вам копию рапорта об ужасном заговоре, открытом в армии, который я считаю необходимым сообщить вам ввиду открытых подробностей и ужасных намерений. Судя по допросам членов здешней шайки, продолжающимся в самом дворце, нет сомнений, что все составляет одно целое и что также устанавливается определенно на основании слов наиболее дерзких – это что дело шло о покушении на жизнь покойного императора, если бы он не скончался ранее того.

Страшно сказать, но необходим внушительный пример, и так как в данном случае речь идет об убийцах, то их участь не может не быть достаточно сурова.

Я поручаю Чичерину доставить вам эти строки, потому что он будет в состоянии поставить вас в известность обо всем, что вы пожелаете узнать о здешних событиях, и мне приятно думать, что вы не будете недовольны повидать его. Я позволил себе, дорогой Константин, назначить его своим генерал-адъютантом, так как я не мог бы сделать более подходящего выбора для подобного назначения.

Я представляю вам, дорогой Константин, копию приказа по армиям; быть может, вы позволите сделать то же самое по отношению к войскам, состоящим под вашим командованием, так как мне кажется, что все то, что будет напоминать им об их благодетеле, должно быть им дорого[93].

В 12 ½ часов ночи

Чичерин не может еще отправиться к вам, дорогой Константин, так как ему нужно быть на своем посту. Все идет хорошо, и я надеюсь, что все кончено, за исключением расследования дела, которое потребует еще времени.

Повергните меня к стопам моей невестки за ее любезную память обо мне; прощайте, дорогой Константин, сохраните ко мне ваше расположение и верьте неизменной дружбе вашего верного брата и друга.

Николай

Графу Витгенштейну[94]

15 декабря 1825 года

Граф Петр Христианович. Вам известна непоколебимая воля Брата Моего Константина Павловича, исполняя которую Я вступил на Престол с пролитием крови Моих подданных; вы поймете, что во Мне происходить должно и верно будете жалеть обо Мне.

Что здесь было – есть то же, что и у вас готовилось и что, надеюсь, с помощию Божиею, вы верно помешали выполнить. С нетерпением жду от вас известий насчет того, что г. Чернышев вам сообщил; здесь открытия наши весьма важны и все почти виновные в моих руках; все подтвердилось по смыслу тех сведений, которые Мы и от г. Дибича получили.

Я в полной надежде на Бога, что сие зло истребится до своего основания.

Гвардия себя показала, как достойно памяти ее покойного Благодетеля.

Теперь Бог с вами, любезный Граф. Моя доверенность и уважение вам давно известны, и Я их от искреннего сердца здесь повторяю вам искренний

Николай

С.П.Б. 15 декабря 1825 года.

Главнокомандующему 1-й армией фельдмаршалу графу Ф. В. Сакену в Могилев на Днепре (перевод с фр.)[95]

СПб. 6 января 1826

Вчера в полночь получил я, мой любезный генерал, известие о бунте Муравьева, равно и о мерах, которые ваше благоразумие указало вам к подавлению, буде еще возможно, зла в самом его корне.

Признаюсь, не могу не думать, что это могло произойти только от неловкости бедного генерала Гебеля; ибо, кажется, дело разыгралось как раз в минуту арестования Муравьева. Весьма также осуждаю нерешительность князя Щербатова; она может быть причиной важных неприятностей.

Соображая все, а особенно употребление, какое делают из имени моего брата, чтобы бунтовать войско, я должен решиться возложить на самого брата моего подавление мятежа, буде мятеж станет серьезнее, вручив ему временное начальствование над всеми тремя корпусами.

Так как я о всем оповещаю публику, то полагаю напечатать и об этом событии, дабы показать мое полное и совершенное доверие к брату, коему поручается окончание этого скандала. Это, конечно, произведет лишь наилучшее впечатление.

С нетерпением буду ждать известий от вас и от генерала Рота. Я не без опасения на его счет, ибо знаю верно, что он ненавидим в своем корпусе. Тут не приобретешь доверия войска, а раз движение началось, пожалуй, с Ротом и порешат.

Это доставит вам генерал Демидов, которого я посылаю в Житомир. Если бы случилось, что с Ротом уже покончено, то Демидов примет начальствование над корпусом. Если же, даст Бог, все обойдется хорошо, я поручаю ему видеть самолично, каково состояние умов в крае и в войске, головы коих помутили эти мерзавцы. Для сего он доедет и до Киева, где пробудет сколько сочтет нужным, чтобы меня ознакомить с духом оказавшейся там сволочи.

Здесь все кажется мне спокойным, и с Божиею помощию я не вижу никакой причины к новому потрясению. Наши расследования идут хорошо и становятся все любопытнее. Полагаю с двумя из главных убийц покончить дня в три согласно законам Учреждения о большой действующей армии. Этот пример, как он ни ужасен, однако необходим.

Наконец, мой любезный генерал, будь что будет, мы исполним свой долг как честные люди. Я, с Божиею помощию, на это надеюсь. Что же до вас, будьте убеждены в моем почтении и моей доверенности, как и я буду рассчитывать на ваше усердие и на вашу дружбу.

Благорасположенный к вам Н.

Не примените сообщать мне известия сколь возможно чаще.

Михаилу Павловичу[96]

Петергоф, 17 мая 1826 г.

Поздравляю тебя от всей души, любезный Михайло, со счастливым разрешением жены твоей и с новой прибылью фамилии. Принимаю Елизавету Михайловну с совершенною милостию и надеюсь, что будет так же мила, как и старшая ее сестрица. Нам надо было иметь случай порадоваться после стольких печальных случаев. Я передал madame Nicolas твои порученья, и она тебя очень уверяет в своих милостях.